Мальчики побежали дальше, перепрыгнули через забор и свернули в переулок, не обращая внимания на крики сзади. Его дом был недалеко, на соседней улице. Он найдет своих родителей. Его отец знает, что делать. Всегда знал. Дрену нужно только до него добраться.
Они завернули за угол. Дрен увидел свой дом на другой стороне улицы, увидел своего отца, высунувшегося из окна на третьем этаже и обозревающего хаос.
— Отец! — Он помахал рукой, чувствуя, как его переполняет облегчение.
Отец его услышал, увидел Дрена и Квиста.
— Дрен! Быстрее! — Он поманил их вперед.
Что-то прожужжало мимо. Тень. Дрен поднял голову, увидел Дайджаку, увидел, как он что-то бросил:
— Нет!
Его отец тоже увидел это за секунду до взрыва. Пламя вырвалось наружу, заполнив улицу. Дрен бросил Квиста на землю, накрыл его своим телом и закричал, когда его кожа загорелась, а мир погиб.
* * *
Джакс стоял весь в крови, окруженный своими мертвыми солдатами, своими мертвыми Шулка. Крепость и лагерь были объяты пламенем, все разрушено. Эгрил бросился на него, поднимая меч. Джакс отдернул голову, но он был слишком медлителен, слишком устал. Лезвие скользнуло вниз, но боли не было. Его сердце колотилось слишком сильно, чтобы что-либо чувствовать.
Он рубанул по эгрилу, закричал, что собирается убить этого человека, но его меч исчез. Он добился только одного — забрызгал белые доспехи этого человека своей собственной кровью.
Там, где раньше была его правая рука, был только окровавленный обрубок. Рука лежала на земле, все еще сжимая меч. Он должен найти врача. Мага. Как-нибудь исправить это. Но там было так много крови. На нем, на земле. Крови, льющейся из раны. Его крови.
Джакс поднял глаза и увидел, что эгрил двинулся дальше. Он думал, что Джакс мертв. Как и все остальные Шулка.
Затем мир погрузился во тьму.
* * *
Тиннстра вздрогнула, когда над ней нависла тень. Другой студент, не Череп. «Встань! Вооружись!» Тиннстра не пошевелилась. Не могла пошевелиться. Он снова закричал. Может быть, проклятие. Мольба. Это не имело значения. Из его груди вырвалось копье, и он забрызгал ее кровью, прежде чем рухнуть на нее всем своим весом, тяжелый и мертвый. Она кричала, брыкалась и толкалась, отчаянно пытаясь сбросить с себя труп. Чтобы сбежать. Она увидела демона, пришедшего за ней. Он обнажил свои клыки, взмахивая крыльями. Его тело было покрыто панцирем с шипами, торчащими из локтей и коленей. Кровь капала с копья в его руке.
Она закрыла глаза и закричала, ожидая боли и смерти. Она слышала звуки битвы, чувствовала, как взрывы сотрясают землю под ней, но ни одно копье в нее не ударило. Она набралась смелости открыть глаза и увидела, что демон мертв, а Харка сражается с тремя эгрилами там, где он только что стоял.
Рядом с ее рукой лежал меч. Она могла бы поднять его, помочь Харка, помочь своему крестному отцу, помочь дать отпор. Он ее спас. Она должна ему помочь. Она знала, что должна сделать, но это мог бы сделать тот, кем она не была. Она не была Шулка. Она была никем.
Она была трусихой и поступила так, как поступают все трусы — сбежала.
Тиннстра бежала так быстро, как только могла. Она молилась всем Богам, чтобы они сохранили ей жизнь, простили ее за страх. Она оставила своих друзей, свой клан, свою жизнь позади. Оставила их всех на мечи эгрилов и копья демонов. Оставила их всех гореть и умирать.
Она побежала через лес и продолжала бежать, не оглядываясь. Ветки хлестали ее по лицу, секли руки, но боль была ничто по сравнению с тем, что она оставила позади. Она бежала до тех пор, пока не перестала слышать крики или чувствовать запах дыма. Она бежала, пока у нее не подкосились ноги, и она не упала на землю, рыдая, избитая, вся в синяках, но живая.
Шесть Месяцев Спустя
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
5
Тиннстра
Айсаир
Священник начал читать молитву.
Тиннстра и остальные прихожане опустились на колени. Она подражала окружающим: хмурые брови, руки сложены вместе, губы шевелятся в такт словам, которые никто из них, кроме самой Тиннстры, не мог понять. Все ищут одобрения Бога, о котором никто из них не слышал полгода назад. Бога, который с радостью увидел бы их всех мертвыми. Она наблюдала за своими соседями, собратьями-джиянами, гадая, кто из них на самом деле верит в этого нового чужеземного Бога, кто просто притворяется, а кто был шпионом Эгрила, ищущим кого-нибудь, кого можно предать.
Это мог быть кто угодно. Прямо сейчас предательство было единственным растущим бизнесом в Джии. Указывая пальцем и называя имена, можно было получить немного еды в живот или даже несколько монет в руку. Доносительство на неверующего могло сохранить собственную голову на плечах. Лучше, чтобы страдал кто-то другой, — такова была новая мантра.
Тиннстра попыталась молиться более усердно. Только набожные были в безопасности в новом мире, который Эгрил создал в Джии. В конце концов, Эгрил вторгся именно из-за их нового бога. Распространяя свое слово, обращая неверующих, падших. Эгрилы не верили ни в Ало, Бога Жизни, ни в Синь, Богиню Смерти, ни в Рууса, Бога Суши, ни в Насри, Бога Моря. Для эгрилов Четыре Бога были Ложными Богами, и их священной обязанностью было стереть все следы присутствия Ложных Богов с лица земли.
Они заново освятили храмы страны, изгнали все признаки того, что старые Боги когда-либо существовали, и поставили на их место Кейджа. Могущественного Кейджа, повелителя Великой Тьмы. Если хочешь жить, молись ему. Это был закон, которому подчинялась Тиннстра. Имена записывались при входе в храм, а при выходе имена вычеркивались. Неявка на молитву приводила к смерти, если тебе повезет. Падение с петлей на шее, и твой труп будет танцевать на ветру в центре города и гнить на солнце. То, что такая судьба считалась хорошей, многое говорило о нынешней жизни в Джии.
И все же большинство не хотело умирать. Особенно Тиннстра. Поэтому она явилась в назначенный ей храм в назначенный вечер, назвала свое имя — но не клан, — опустилась на колени, начала молиться и останется там до тех пор, пока ей не разрешат уйти. Затем она встанет и вернется в маленькую комнату, которую теперь называла домом, в безопасности еще на одну ночь, еще на один день. Возможно. Все еще жива.
Она опустила голову еще ниже, с большей целеустремленностью шевеля губами, произнося слова. Я верю в Кейджа, сказала она себе. Великий безжалостный Кейдж, сжалься надо мной. Я верю, я верю, я верю. Она надеялась, что, если Кейдж существует, он наблюдает; она точно знала, что эгрилы наблюдают из углов, ниш и темных уголков храма, высматривая неверующих, предателей, нечистых, дегенератов, высматривая любого, кто не вписывается в их новый мир.
Многие прихожане носили маски, заявляя об абсолютной преданности новому богу. Эгрилы верили, что свое истинное лицо надо показывать только Кейджу, поэтому ношение маски джианином было публичным заявлением о поддержке захватчиков.
Каждый раз, посещая храм, Тиннстра видела, как все больше и больше джиан надевают маски. Она подумывала надеть ее и сама, но повстанцы Джии — Ханран — быстро наказывали любого, кого заставали за этим занятием. Тиннстра не хотела и этого.
В храме было жарко, несмотря на то, что стояла зима. Удушающе-жарко. Эгрилы заложили кирпичом окна старого храма, двери были плотно закрыты. Великая Тьма не любила света, за исключением тошнотворно пахнущих свечей, из-за которых Тиннстре хотелось заткнуть рот.
В дальнем конце храма стояла статуя Кейджа, больше зверя, чем человека, монстра с отсутствующим глазом и ухом. Он был сражающимся Богом, Богом-воином, жаждущим крови и рабов, которые удовлетворяли бы все его потребности в Великой Тьме. Было легко поверить, что он хотел поглотить мир, но гораздо труднее было смириться с тем, что такое чудовище принесло жизнь из пустоты. Не тогда, когда он приказал эгрилам отправить туда столько душ, сколько они смогли.
— Всем встать, — сказал священник, голос Кейджа в этом мире. Он говорил на джиане, хотя его слова были плохо понятны из-за акцента и золотой маски, которую он носил.
Тиннстра и остальные прихожане сделали, как им приказали.
— Мы благодарим Кейджа, Повелителя Великой Тьмы, за то, что он дал нам жизнь. Мы знаем, что, служа ему в этой жизни, мы будем вознаграждены, когда вернемся, чтобы служить ему в следующей. Ибо мы будем стоять по правую руку от него, и неверующие будут нашими рабами навечно, как Ложные Боги теперь служат Кейджу.
Священник оглядел храм, лица собравшихся перед ним. Тиннстра заставила себя улыбнуться, как будто каждое слово приносило ей радость. Я верю, я верю, я верю.
Священник простер руки к чудовищной статуе:
— Как ты отправил мою душу из Великой Тьмы, так и я отправлю ее обратно к тебе.
— Как ты послал мою душу из Великой Тьмы, так и я отправлю ее обратно к тебе, — повторили прихожане.
— Как ты дал мне жизнь, так и я отдаю свою жизнь тебе, — сказал священник.
— Как ты дал мне жизнь, так и я отдаю свою жизнь тебе.
Из тени выступил послушник с ножом в одной руке и миской в другой.
— Как моя кровь питает меня, так она будет питать и тебя.
Тиннстра ненавидела эту часть больше всего. Пришло время сделать пожертвование. Время принести клятву. И все же это была небольшая цена за то, чтобы остаться в живых.
Священник поставил чашу на алтарь перед собой. Он поклонился статуе, а затем сделал небольшой надрез на большом пальце. Капля крови упала в чашу. Затем послушник поклонился и протянул руку священнику. Еще один надрез, еще одна капля.
Теперь настала очередь прихожан. Люди соскользнули со скамей и выстроились в стройную шеренгу перед священником. Тиннстра заняла свое место, опустив глаза, наблюдая, как ноги впереди продвигаются вперед, мельком замечая, как другие проходят мимо, выполнив свой долг, стремясь вернуться к своей жизни в этом мире.
Она подняла глаза только тогда, когда подошла ее очередь. Священник стоял перед ней с ножом наготове. Она поклонилась статуе Кейджа, а затем протянула ему руку.