(Сталин, Молотов, Каганович и Орджоникидзе несут урну с прахом М. Горького)
— Хорошо, проверим.
— У меня не было другого выхода, Коба. Не было.
Бухарин сильно нервничал, понимая, что песня его спета, он даже осмелился называть Сталина старой партийной кличкой, что позволялось очень и очень немногим. Но сейчас он уже мог это себе разрешить. Последний протест, слишком интеллигентно, слишком глупо…
— Почти четыре года назад меня навестил некто Герман Вайс. Правда, он очень был похож на Клиффорда МакДермота, капитана британского флота. Думаю, для профессионального разведчика перевоплотиться в ганноверского немца большого труда не стоит. Но на самом деле он представлял интересы семьи Барухов. Они выкупили компромат на меня. Очень серьезный компромат. Я вынужден был действовать так, а не иначе. Мне не обещали власти. Мне не обещали денег. Я даже не знаю, кому я должен был проложить дорогу к власти. Не знаю! Можешь верить мне, можешь нет. После твоей смерти мне должны были передать записку и «Известия» начали бы кампанию по его возвышению.
Их разговор длился еще полтора часа. Сталин еле сдерживался от гнева, в его речи стали отчетливо звучать нотки грузинского акцента.
— Знаешь, Николай, отправляйся домой. Анны там нет. Прощаться нэ надо! Ти в последнее время слишком бледно выглядишь, Коленька! Говорят, что рак тебя одолевает? Боли одолевают такие, что ты готов воспользоваться револьвером, который хранишь в ящике стола? Да… ехай, Коленька, тэбэ пора!
[1] Николай Иванович Ежов — в РИ нарком внутренних дел, руководитель и организатор репрессий 1937 года, смещен и арестован, расстрелян в 1940 году)
[2] Ян Борисович Гамарник (Яков Цудикович), товарищ Ян, советский военачальник. В РИ был близок к группе Тухачевского, застрелился накануне возможного ареста по делу Тухачевского в 1937 году)
[3] Иона Эммануилович Якир — советский военачальник, в РИ был осужден и расстрелян по делу Тухачевского в 1937 году
[4] Урицкий Семён Петрович, советский военачальник, начальник разведупра РККА, в РИ расстрелян как шпион в 1938 году
[5] Витовт Казимирович Путна — известный революционер, военный деятель, в РИ арестован по делу Тухачевского и расстрелян в 1937 году
[6] Илья Иванович Гарькавый, советский военачальник, в РИ расстрелян в 1937 году по делу Тухачевского.
[7] Георгий Евгеньевич Прокофьев, второй заместитель Ягоды, в РИ арестован и расстрелян в 1937 году по делу подготовки покушения на наркома Ежова.
[8] Михаил Петрович Фриновский — в РИ один из организаторов «большого террора», заместитель Ежова, арестован и расстрелян в 1940 году
[9] Глеб Васильевич Филаретов в РИ — советский хозяйственный деятель, 5-й руководитель ГУЛага, умер в 1979 году, в нашем варианте истории был привлечен к работе экономического отдела НКВД СССР.
[10] Владимир Михайлович Курский — в РИ один из заместителей Ежова, организатор массовых репрессий, руководитель разведывательного отдела НКВД, по официальной версии — застрелился.
[11] Так до 1952 года назывался журнал «Коммунист», печатавший важнейшие теоретические статьи по учению Маркса-Ленина-Сталина.
[12] Тут Николай Иванович ошибся, приняв небольшое недомогание супруги за признаки беременности. В РИ его сын, Юра Ларин родиться 8 мая 1936 года
Глава восемнадцатая
Каждой твари по справедливости
Глава восемнадцатая
Каждой твари по справедливости
Москва. Кремлевский дворец Съездов.
6 июня 1935 года
Что чувствовал вождь, когда стоял в почетном карауле у тела Николая Бухарина? Удовлетворение от чувства мести? От того, что справедливость восторжествовала? Нет, он чувствовал грусть. Совсем недавно из этого зала выносили прах его друга и соратника, Серго Орджоникидзе. Большой, веселый, неунывающий, энергичный товарищ всегда был в центре внимания, умел и пошутить, и тост сказать, и пахать как вол. Сейчас он стоял у гроба человека, который убил Серго. Месть состоялась? И месть ли? Бухарин угрожал не Серго, не жене вождя, Наденьке Аллилуевой, не ему лично — этот слизняк задумал снести всё советское государство. Из-за чего? Из-за идейных разногласий? Нет! Из-за трусости! Именно трусость была тем двигающим рычагом, который привёл в действие глубоко законспирированную ячейку врагов государства. Но грустил Сталин не из-за этого. Еще один человек, знавший его со времен революционной юности, покинул эту бренную землю. И вместе с этим не самым лучшим из партийных товарищей, Иосиф Виссарионович чувствовал, что хоронит и маленькую частичку себя. Когда хоронили Серго, чувство тоски и наплывающего одиночества были еще ярче. Правильно говорят знающие люди, месть не приносит удовлетворения и душевного спокойствия. Это не то блюдо, которое приносит удовольствие — ни в горячем, ни в холодном виде. Просто осознание сделанной важной работы, только и всего. По протоколу следовало нести его прах, но вот тут вождь решил себя не насиловать. Нести результаты кремирования Бухарина он не собирался, он вообще уйдёт с похорон, когда закончится его время и на его место в почетном траурном карауле станет Молотов. Он с Николаем был более близок какое-то время, вот, пусть и ощутит, как легок стал после кремации «мозг партии».
Ровно в полдень предсовнаркома заменил секретаря партии на траурной церемонии прощания с одним из «ленинской гвардии». Их осталось немного. За каждым из них вёлся надзор. И только Каменев, который просто пил, загоняя свое здоровье даже не в ноль, а уже к отрицательным величинам, не был замечен в попытках сплести какую-то интригу и забраться снова наверх, к вершинам власти. Ребята Абакумова за старой гвардией следили весьма аккуратно — это ведь были зубры конспиративной игры, к ним на обычной корове не подкатишь — раскусят рядового филера за пять минут. Выручала записывающая разговоры аппаратура. Производство магнитных лент и аппаратов, названных магнитофонами, было и оставалось сверхсекретным, небольшое количество поступило в НКВД, но подавляющее число лучших и компактных экземпляров находилось именно в ведомстве Абакумова, которое сам Сталин называл своей партийной контрразведкой.
Кстати, некролог Бухарину составил тоже Молотов, Иосиф Виссарионович к этому не хотел прикладываться даже в роли корректора. «Трагическая оборвалась жизнь верного ленинца, долго страдавшего от тяжелой болезни…». Ну да, набор обязательных и ничего не значащих фраз. Вождя раздражало, что этот талантливый человек (пусть уже и в прошлом) поставил свой талант не на службу государству, народу, партии, а стал прислужником золотого тельца, капитала, непримиримого врага молодого трудового государства. Это даже не предательство, это хуже — это бесхребетность, это готовность служить тому, кто может обеспечить тебе больше благ, власти, денег. Или просто дать ощущение своей значимости! Может быть. Именно амбиции подтолкнули Николая на этот скользкий путь предательства и лжи? И ведь у него могло получиться! Ночью очень аккуратно саперы обследовали этот зал и обнаружили закладки динамита. Если бы всё это взорвалось — погибло бы множество народа. В том числе и сам Сталин. Расчеты и экспертиза показали, что весь дворец сложился бы, как карточный домик, а выживших под завалами, скорее всего, просто не было бы.
Исполнителей взяли. И тут стали просматриваться ушки наших извечных врагов. Хитроумные взрыватели, реагирующие на радиосигналы, оказались британского производства. Причем явно носили признаки заводской сборки, что только больше разозлило вождя, наглядно показав наше отставание в радиотехнике[1], оказалось, что их большое количество было вызвано тем, что сложный механизм взрывателя давал большое число отказов. Реально взрыв гарантировал один из пяти-шести установленных запалов. Но сами взрыватели взяли для тщательного изучения наши специалисты. В Москву специально был вызван Дмитрий Михайлович Карбышев, который сам занимался конструированием мин и запалов к ним. Вот его и нагрузили изучением этих передовых образцов враждебной техники. Он предложил привлечь для этой работы толкового военного инженера Владимира Петровича Ястребова. А Сталин думал, стоит ли привлечь к этой теме самого Бекаури? Ведь тот занимался не менее серьезной и важной проблемой.