— «Букет Абхазии» тоже из Изабеллы делают, — заметил вождь.
— Это верно, только «Букет Абхазии» всё-таки десертное вино, а это полусладкое. И пьется легко, — заметил Лакоба.
— Прекрасное вино! — отозвался Микоян. Да, это вино станет его любимым. Вот и сейчас видно, как смакует, разве что не причмокивает, смотрит темно-красную жидкость на просвет бокала, хорошо играет, красиво!
— Да, Лыхнянским мы это вино называть не будем, не красиво, — стал размышлять вслух Иосиф Виссарионович. — Букет Абхазии уже занято название, так… Лалис нектари[19]! Рубиновый нектар! Конечно, цвет чуть гуще рубинового… Нет, мне такое название нравиться. Что скажите, товарищи?
— Лалис Нектари… Звучит! Подходит! — отозвался Микоян.
— Хорошее название, Коба! Очень звучное, как горный ручей… да, — это Орджоникидзе.
Гости стали присоединяться к мнению вождя. И в этом не было никакого угодничества, действительно, название было удачным. И вообще, если говорить об общении с людьми, Сталин отличался простотой и демократичностью. Наверное, всё-таки трагическая потеря жены и убийство Кирова послужили очень плохую службу, его характер стал намного более подозрительным, угрюмым, жёстким. Хотя излишней жестокости вождь старался избегать. Вот только и он был заложником своего времени. Времени, в котором физическое уничтожение противника было чуть ли не единственным методом решения политической проблемы.
— Нестор, что скажешь? — спросил Иосиф глубоко задумавшегося Лакобу. Тот сидел за бокалом с вином и думал. Рядом Сари болтала о чём-то с Надей, им обоим было достаточно легко общаться. Давно уже нашли общий язык.
— Согласен. Я согласен, Коба.
— С чем это? — удивился немного Сталин.
— Мы с тобой говорили…
— А, ты об этом, я так и знал, что согласишься, я не об этом, я о названии вина, или не слышал?
— Лалис Нектари? Слышал. Хорошее название. Думаю, людям понравится.
— Вот и замечательно!
Вспоминая этот вечер, Сталин запомнил, что это был одним из немногих дней отдыха, когда он чувствовал себя обычным счастливым человеком.
Как-то я смотрел фильм под названием «Пиры Валтасара». Довольно гнусная вещица. Смотришь, и думаешь, неужели эти карлики и недоноски победили фашизм? Разве могли эти клоуны, пресмыкающиеся вообще кого-нибудь одолеть? Такое впечатление, что СССР победил не благодаря Сталину и его команде, а вопреки им, жестоким тиранам и лизоблюдам. Нет, врага могли разгромить только люди с чувством собственного достоинства, соратники, а не подпевалы. И Сталин умел слушать людей, соглашаться с мнением, отличным от своего, прощать ошибки. Но не всем и не всегда. Обещаешь — делай, не можешь — не обещай. Кому нужна была эта гнусь? Не тем же, кто так долго вёл страну к развалу, а потом плясал на костях победителей фашизма? Извините, что я, как автор, отвлекся чуть-чуть в сторону от повествования.
Мягкий напиток бодрил. Гости вели себя расковано, после довольно скромного стола (особенно, если сравнивать с «Пирами Валтасара») пели песни, и не только грузинские, и не только революционные. Иосиф обладал довольно приятным голосом, и хорошим музыкальным слухом. Из гостей не пел только Лакоба, всё-таки глуховат, знал, что может сфальшивить, да никто его и не заставлял. О чём говорили? О детях, о здоровье, ни слова о работе, это было не то, чтобы табу, просто не для того собрались. Разошлись поздно, когда уже звезды, вывешенные на ночном небе, сами подсказывали: «Пора по домам». Дача Сталина в Зубалово-4 не была большой, настолько, чтобы все могли остаться в ней на ночь, а вот чета Лакоб — осталась. И ему (Сталину) было сегодня хорошо.
Глава двадцать вторая. Дайте хлеба!
Украина. Гущинцы. 22 мая 1932 года.
Карп Залужный молчал. Его жена, Марта, тихонько плакала, подвывая в углу хаты. Дети попрятались за мамку, а молодшие, Тимка да Янка забились под лавку, на которой сидели родители и носу боялись высунуть. За столом сидел сотрудник ОГПУ, составлявший протокол осмотра. Рядом с ним стоял начальник, невысокий мрачный седоусый, говоривший с небольшим акцентом, скорее всего, из литовцев, хотя кто их, этих комиссаров, разберёт.
— Пиши, Василий Фролович, значит, обнаружено в яме сорок два пудов зерна, из них шестнадцать пудов ржи заражены спорыньей, двадцать два пуда ржи и пшеницы в еду не пригодны, сгнили из-за ненадлежащего хранения. Пригодными к употреблению считаем три пуда пшеницы и один пуд ржи. Написал? Хорошо! Скажи-ка, Карп Богданович, в колхоз ты не записался, а почему ничего не посеял? Зерно-то у тебя было?
19
В РИ вино так и называется. Лыхны. Было любимым вином Брежнева, Микояна, Косыгина. Начали его делать еще до войны. Но широкое распространение получил уже в послевоенные годы.