— Кольцов! Михаил Кольцов? — я обернулся. Ко мне подошла довольно высокая (почти на полголовы выше меня женщина поразительных статей. Знойная украинская красотка, черные брови, карие очи! Четвертый размер бюста и внушительная такая фигура, как говориться, женщина — мечта поэта!
— Я Михаил Кольцов. С кем имею удовольствие говорить?
— Зовите меня Наталкой.
— Наталка-Полтавка…
— Нет-нет, что вы, я киевлянка. Меня очень интересует вопрос: сингулярность славянских окончаний в творчестве Льва Толстого.
Этот набор идиотских слов был паролем. Точнее, приветом с того света, от товарища Троцкого. Меня аж на пару минут пробило током. Передернул плечами.
— Извините, в орфопоэтике позднего классицизма я не силён. Поговорим лучше о творчестве Владимира Маяковского. Я был с ним близко знаком.
Ну вот и отзыв. Дама, одетая со вкусом, но при этом не вызывающе, а как раз в меру подчеркивающая свои самые выигрышные стороны, очень изящно взяла меня под руку.
— Михаил, проводите меня немного, тут рядом очень симпатичный парк. Пойдемте, посидим. Поболтаем.
У меня сегодня разговоров было… ого-го, не столько длинных, сколько сложных. Но тут ничего не поделать, надо идти и говорить. Вспомнил самую короткую рецензию на фильм «Пришла и говорю»: «Хорошо, что ты пришла, но лучше бы ты помолчала!». Тут не отмолчишься.
— Миша, вы же понимаете, от кого я к вам обращаюсь?
— Да уж… впрочем, я слышал, что с этим человеком случилась неприятность.
— Все мы смертны, Миша…
— Беда не в том, что человек смертен. А в том, что он внезапно смертен, — бессовестным образом стянул цитату у Булгакова. Только это у меня получилось случайно, чисто на подсознании. Я не хотел. Некоторые фразы из «Мастера и Маргариты» просто впились мне в мозг, вот и выдал её, блин, перед Мишей-то (не Кольцовым, конечно же) как стыдно…
— Хм… вас так потрясла эта смерть?
— А вас нет? Мою статью «Три дня с неким человеком» выкинули на помойку как неактуальную, а она должна была стать ступенькой для того, чтобы стать главредом «Правды». А теперь это для меня закрытая страница. Чёрт!
— Михаил, вы же редактор многих…
— Наталка, не надо, вы же понимаете, что главред «Правды» — это совсем другое!
— Ну, очень может быть, не всё ещё потеряно? Мы тоже можем подключиться и помочь…
— Наталка, давайте вы не будете закидывать мне приманки. Что надо?
— Миша, вы совершенно не романтичный товарищ! Нет, чтобы наобещать девушке с три короба, хотя бы жениться на ней, а вы так прямо в лоб и с трехстволки! Хорошо, неромантичный товарищ Кольцов…
И тут девушка мгновенно преобразилась: теперь на меня смотрел опасный враг, и взгляд ее карих глаз — почти как взгляд ружейного прицела.
— Нам нужен компромат на Самого. Та папка, о которой вы ему говорили.
Глава двадцать третья. Каин и Авель
Москва. 26 мая 1932 года.
Начальник вооружений РККА Михаил Николаевич Тухачевский пребывал в весьма паршивом настроении. Его карьера, ушедшая было под откос вроде бы начала снова идти вверх, но почему-то внезапно опять начала тормозить. Всё было довольно-таки сложно. Его должны были назначить заместителем председателя Реввоенсовета СССР, но почему-то это назначение задержалось где-то на самом верху. Ворошилов его терпеть не мог, раскритиковал его идеи по реформирования Красной армии, и в итоге задвинули его на Ленинградский округ! Если бы знали, каких усилий ему стоило снова начать карабкаться наверх! И сколько сил пришлось приложить его друзьям для того, чтобы переубедить Сталина, доказать ему, что идеи красного командира не только правильные, но единственно правильные! И Сталин сам написал ему и извинился, что ошибался, доверил одно из ключевых управлений РККА.
Помогло и то, что в своё время Тухачевский вместе с Фрунзе бескомпромиссно критиковали тогдашнего начвоенмора Троцкого. Они с Фрунзе выдвинули марксистко-ленинскую идею революционной армии, армии атакующей и побеждающей благодаря напору и активным действиям. При этом считалось, что такие устаревшие методы ведения боевых действий, как оборона, и отступление не важны, не имеют практического значения. Оборонятся и отступать должны наши враги, а атакующая мощь пролетариата должна смести всё на своём пути. Он знал, что эта теория очень нравилась Сталину, Троцкий же, опираясь на мнение военспецов, подверг жёсткой критике теорию Фрунзе-Тухачевского, говорил о том, что Красная армия должна уметь воевать в любых условиях и применять любые методы ведения боевых действий. Он опирался в этом на того же Свечина, бывшего царского генерала, который утверждал, что в современной войне даже при манёвренных действиях, одной операцией не разгромить противника.