Ведьма бросила еще щепотку в котел, пробормотала что-то, и Йен удивился: голос был девичьим, чистым. Прищурился рассматривая ее, а она выпрямилась и развернулась. Йен бы отшатнулся от неожиданности, но некуда было — он уже и так в стену упирался. И казалось, дернется посильнее — стена развалится.
Так что Йен не дергался. Просто очень удивился.
Волосы у нее были спутанные, платье - не платье, лохмотья, тряпки. И даже за всем этим — она была красивой. Бледная кожа, тонкие черты лица, брови вразлет и огромные зеленые глаза, которые сейчас смотрели внимательно, настороженно, со звериной опаской. Будто она никак не могла решить: убежать от него или укусить. Но она не бежала, медленно двигалась к нему, плавно, крадучись. По-кошачьему грациозно.
“Не кусаться”, — чуть не предупредил ее Йен. Вовремя прикусил язык — и так странная какая-то, не хватало сейчас ее напугать.
“Тут все странные, — подумал Йен. — Что эльф, что собака, что ведьма...”.
А она дошла наконец до него, резко присела на корточки, всмотрелась в глаза, подалась вперед — оказалась совсем близко. Даже дыхание ее почувствовал. Но никакого запаха. Будто бы ее не было здесь — наваждение, а не ведьма.
Наваждение тем временем тоже принюхалось. И в зеленых глазах вспыхнуло очень искреннее недоумение.
— Только не говори, что ты тоже не знаешь, кто я такой, — шепотом попросил Йен.
— За-атхэ..? — прошептала она в ответ, но будто бы не сказала — спросила.
— Будь здорова? — в тон ей уточнил Йен.
— Ты не знаешь, — проговорила она почти в губы. Так близко, что ее захотелось поцеловать. Он может и поцеловал бы, но слишком отвлекся на искреннюю жалость в ее взгляде.
— Что я должен знать? — прошептал он. И добавил. — Мы шепчем. Давай погромче, а?
— Зачем? — она хитро прищурилась. — Тебе страшно?
— Мне неу… — Йен оборвал себя, прокашлялся и заговорил нормальным тоном. — Мне неудобно. Как и тот факт, что ты совсем вжала меня в стену. Поэтому...
Осторожно положил ладонь у основания ее шеи и медленно отодвинул от себя. Она легко подалась, не отводя хищного, насмешливого взгляда.
— Чего я не знаю? — спросил Йен.
— Ты не знаешь, кто ты такой, — ответила она. — Ты пришел, потому что хочешь узнать. Я тоже хочу узнать.
А потом снова подалась вперед и выдохнула в лицо:
— Я хочу посмотреть.
И улыбнулась неожиданно широко, обнажая белые острые клыки.
— Так, — серьезно сказал Йен, — уважаемая, хватит на меня бросаться.
И снова уперся ладонью в нее и снова аккуратно, но уверенно отодвинул.
— Красивая же девушка, — сообщил, глядя в глаза с легкой укоризной, — чего тебе на мужиков бросаться? Пусть мужики бросаются.
— Ми-илый, — протянула она, вновь хищно улыбаясь и вновь сверкая клыками, — давно прошли те времена, когда на меня бросались. Знаешь, сколько мне лет?
— Сто? — тут предположил Йен. — Двести?
— А ты умеешь делать женщинам комплименты, — она заулыбалась еще шире. Протянула к нему руку, положила холодную ладонь на щеку. Погладила.
— Обычно — да, — честно признался Йен и переключился. — Что такое Затхэ?
Слово застряло в голове. Отзывалось смутно знакомым эхом.
Она принюхалась еще раз, удивленно вскинула брови, внезапно скользнула вниз — к его ногам. И рывком стащила сапог. И второй.
— Больно же! — прошипел он. — И вообще — мне кажется, мы еще не на той стадии отношений… Ты что делаешь?
Она разматывала полоски ткани. И тихо бормотала себе под нос.
— Поранился… бедный…
Потом метнулась к столу, схватила коробок с мазью, прыжком оказалась рядом и открутила крышку. В нос ударил отвратительно сладкий запах.
— Не-ет, — тихо простонал Йен, — я ж задохнусь, ведьма! Убить меня решила?
Она, не глядя на него, вскинула ладонь, призывая помолчать и не мешать, и Йен подумал: “Очень знакомый жест”.
И жест, и наклон головы, и даже черты лица у них будто похожие. Кто ты эльфу, ведьма?
“Так, — подумал Йен, стараясь не дышать — чтоб лишнюю порцию этого запаха не вдохнуть. — Если у них с эльфом какие-то связи, означает ли это, что мне с ней связываться нельзя?”
Потому что с ней хотелось связаться. Да и она как будто была не против. Хотя тут Йен еще не понял до конца. Он с ведьмами раньше дела не имел и плохо в них разбирался.
“Ну, ничего, — думал он, глядя на нее, склонившуюся к его ногам. — Все когда-нибудь бывает в первый раз”.
— Что такое Затхэ? — повторил он вопрос, не дающий покоя.
— Может быть, ты, — ответила она, не отрываясь от ног, — может быть, нет. Проверим.
— Проверим как? — спросил он.
— Я дам тебе зелье, — сказала она, — ты обратишься.
— Чудненько, — тяжело вздохнул Йен. — Я как бы, наоборот, стараюсь этого не делать...
Она вскинулась, уставилась прямо в глаза и снова смотрела дико, хищно, очень пристально. А Йен подумал, что глаза у нее — красивые. Что нигде раньше он не видел таких глаз.
— Ты пахнешь незнакомо, — сказала она, — ты сильный зверь, твою силу слышно издалека. Ты пришел с Севера. Север - место обитания духа Затхэ. Я знаю запахи северных зверей, и ты пахнешь не так. Только Затхэ я еще…
Она замешкалась, подбирая слово.
— … не нюхала, — подсказал Йен.
Ведьма недобро прищурилась, и прищур этот тоже показался знакомым. Либо у них всех Нат-Каде выработалась своя система выражений лиц, либо она близко знает Нивена. Близко, лично и очень хорошо.
Йен чуть было не спросил прямо, но не спросил: не обязательно они остались в хороших отношениях. И если пока она собирается помочь ему — или этому загадочному Затхэ, — то далеко не факт, что согласится помогать другу Нивена.
“Это если, конечно, она помочь хочет”, — подумал Йен. Потому что по взгляду было невозможно разобрать, чего она хочет. То ли поцеловать, то ли сварить в котле и съесть.
Боль в ногах исчезла. Он только сейчас понял, что она была, постоянная, не слишком ощутимая, но постоянная. Он настолько свыкся с ней, что забыл. А теперь, когда она исчезла, ему стало легче.
Ведьма обмотала его ступни чистой мягкой тканью.
Принялась осторожно натягивать сапоги.
— Еще раны есть? — спросила она.
— Поищем? — ухмыльнулся он.
Она сердито вскинулась, но стоило им встретиться взглядами, как гнев из нее улетучился. Лишь усмехнулась и покачала головой. А потом очень серьезно сказала:
— Ты красивый.
И снова подалась вперед, вновь положила ладонь на щеку, провела большим пальцем по губам. И прошептала:
— И знаешь, как этим пользоваться, правда?
Подмигнула, резко отстранилась, подхватила с пола коробок, вернула на полку и надолго замерла перед ней, медленно водя указательным пальцем по другим снадобьям.
— Ты там считалкой определяешь, чем меня поить? — спросил Йен.
— Ш-ш! — шикнула она.
— Расскажи о Затхэ, — попросил он.
Ведьма бросила косой взгляд, вздохнула.
— Затхэ, — сказала она, — первый монстр, первый оборотень. Отец чудовищ.
Йен тихо присвистнул. По крайней мере, эта версия была похожей на даарскую легенду о Звере. Но он-то, Йен, ко всем этим монстрам, отцам и праотцам — он какое к ним имеет отношение?
— Сын Эйры, — добила Алеста.
— Богини любви? — уточнил Йен. Он не слишком интересовался Мертвыми и их историей. И вполне мог спутать имена. Он и подумал, что спутал: монстр и богиня любви — совершенно разные истории.
— Боги не умеют отдавать свои силы детям... или не хотят... — задумчиво проговорила Алеста, покрутила в руках, рассматривая, коробок, но думала о своем. — Любви Затхэ не получил. Никто не любил его, никого не любил он. Наверное, не умел. И научить было некому. А когда внутри тебя дыра, которую ты не можешь заполнить любовью, она заполняется ненавистью... Затхэ разозлил богов, и те изгнали его. Он пришел к людям, но те не смогли его принять. И людей, и богов — он всех возненавидел...