— Озеро Скорби, — сказала Алеста, очертив рукой широкий круг, будто очерчивала береговую линию. - Ни один человек, попавший в эти воды, не выходил из них. Эти воды мертвы, отравлены самой смертью. Кто попадет сюда, останется здесь навеки...
— Ага, — понимающе кивнул Йен. Помолчал и уточнил. — А дымится-то оно чего?
Ведьма некоторое время сверлила его взглядом, потом тяжело вздохнула и устало попросила:
— Просто не лезь в воду, ладно?
Йен пожал плечами. Ему в общем-то и в голову не пришло бы лезть в воду, особенно — в такую. Конечно, хорошенько помыться нужно было давно, но здесь, рядом с этими водами, хотелось только поплотнее запахнуть плащ, а сверху еще и в теплую шкуру завернуться.
— Я-то не полезу… — задумчиво сказал он. — А твой этот… Затхэ…
— Ты и есть Затхэ, — тихо сказала она. И покосилась вверх, в небо. Йен глянул на нее, на небо. Что-то придало ей уверенности в том, кто он такой. Ирхан, что ли?
Тот все еще пытался согреть их. Просто сюда, к озеру, его лучи не добирались. Искривлялись где-то над водами и рассыпались в разные стороны.
Это место принадлежало не ему.
— Очень надеюсь, что нет, — пробормотал Йен. — А камни тут зачем? Добивать, если кто в воду полез?
— Башня и камни — одна скульптурная группа, — сказала Алеста.
— Скульптурная груп-па... — задумчиво, старательно выговаривая, повторил Йен, рассматривая камни. — Это от башни камни остались, а строителям было их лень вывозить, да? А теперь — скульптурная груп-па…
— Ты понимаешь, что твоя судьба сейчас в моих руках, но все равно издеваешься над культурным наследием нашего города? — уточнила она, недобро сощурившись. И очень знакомо сощурившись.
— О, милая, — отмахнулся Йен, — не принимай на свой счет. Я над всем издеваюсь, это хобби. Итак, еще у вас тут скульптурные группы есть?
— Хватит, — решительно сказала Алеста. — Ты оттягиваешь момент обращения. Но больше тут смотреть не на что. Так что раздевайся.
Йен изумленно вскинул брови и уточнил:
— Раздеваться — чтобы появилось на что смотреть? Нет, ты мне, конечно, нравишься, но вот так…
— Одежду сними, — раздраженно фыркнула она. — Чтобы потом было что надеть. Тоже мне, оборотень.
— Вот и я говорю, — согласился Йен, сбрасывая плащ под ноги, — какой из меня оборотень? И этот… как его...
— Затхэ.
— Да, этот, — взялся за рубаху, остановился на мгновение, глянул ей в глаза и серьезно спросил. — Ты уверена, что устоишь? Передо мной? Сыном Эйры?
— Это не шутки! — ведьма, кажется, рассердилась. Швырнула ему пузырек с зельем, он машинально поймал. А она сухо заявила. — Сам разберешься. Выпей до дна. Это ты наверняка умеешь!
Развернулась и направилась прочь.
— Эй! — крикнул Йен ей вслед. — Ведьма!
Но заросли уже сомкнулись за ее спиной. Йен стянул рубаху, сел на землю, холодную и влажную здесь, на берегу Озера Скорби. Покосился на белые камни рядом. И показалось, что холодом веет именно от них. Не от воды — та просто поглощает свет. И если верить ведьме, всё, что в нее попадет.
А холодный морозный воздух идет от камней.
Подошел к ним, легонько пнул. Камни стояли. Приложил ладонь к одному из них. Обычный холодный мрамор. Рука не примерзла.
Попытался оттащить один из камней в сторону, но они крепко держались вместе.
“Оставь камни в покое, — сказал себе. — Ведьма права. Ты оттягиваешь момент обращения. Так что — оставь камни в покое и снимай штаны”.
Йен фыркнул и осторожно поставил зелье рядом с собой. Сел на камни и принялся стаскивать с ноги сапоги. Подошва от сапог отрывалась.
Йен подумал, что подошву можно перемотать. Как у Рэя.
Пока не купит новые.
***
Тейрин стоял на залитом дневным золотым светом балконе и смотрел на Нат-Кад. Город выглядел иначе. Тейрин не помнил его таким, не видел никогда таким — не в тени от черных тяжелых туч.
— Что это значит? — спросил он у Сорэн.
— Это просто свет, Тейрин, — рассмеялась она в ответ.
Но Тейрин услышал: Сорэн растеряна.
Глава 40. Дела семейные
Стол был огромен. Накрыт на семерых, но лишь Сорэн сидела во главе.
Эйра соорудила качели на соседнем дереве, Заррэт стоял, подперев спиной могучий, как он сам, дуб, и скрестив ручищи на груди. Тэхэ играла с волком у самого края поляны.
Затхэ поднялся по горной тропе, замер в нескольких шагах, увидел всех сквозь заросли. Улыбнулся себе и двинулся дальше, но не успел выйти к ним: за мгновение до его шага к остальным присоединилась Тьма. Прямо посреди поляны заклубился черный туман, соткался в Лаэфа, темной фигурой шагнул к столу. Затхэ замер. А Лаэф остановился напротив Сорэн, и змея Эрхайза зашипела с его плеча.
— Что я вижу, дорогая сестра, — мягко проговорил он, — ты уже присвоила себе место отца? С чьего позволения, Сорэн?
— Садись, Лаэф, — кивнула она ему. И заговорила громче. — Прошу всех подойти к столу!
— Просит она, — пробормотал на ухо Затхэ Ух’эр, но Затхэ даже не вздрогнул — подозревал, что это ненормальный бродит где-то по кустам. — Скорее, приказывает, да? Во всем виноват во-он тот стул, — с неожиданным знанием дела определил тем временем ненормальный. — Садишься на трон отца — и начинаешь командовать.
Расхохотался, схватил Затхэ за руку — цепкие холодные пальцы — потащил за собой. Провозгласил:
— А смотрите, кого я нашел! — и вытащил на поляну. — Подслушивал в кустах!
— Сам ты подслушивал в кустах! — возмутился Затхэ.
— Сели все! — рявкнула Сорэн, решительно подняласть из-за стола.
— Ты кем с-себя возомнила? — раздалось шипение со стороны Лаэфа, но было неясно, он шипит или змея его.
— Старшей дочерью праотца Д’хала, — жестко напомнила она, а в белых руках блеснули сверкающие лезвия.
— А что, дедушки не будет? — громко спросил Затхэ, обращая внимание на себя. А то сцепятся сейчас, и придется века ждать, пока помирятся. — Дедушка как-то забросил дела семейные, я смотрю...
— Следи за речами! — грозно бросил подпирающий дуб Заррэт.
— Мне нравится, когда он угрожает, — хмыкнул Ух’эр, обращаясь к Затхэ, но так, чтобы слышали все.
Подошел к Заррэту ближе, всматриваясь в глаза, спросил:
— Ты знаешь, дорогой братец, что есть иные способы общаться? Не только сыпать угрозами?
— Я тебе не братец, — пробубнил Заррэт. — Лаэф, успокой свою тень. А то поломаю.
— А что, там есть куда еще ломать? — удивилась Эйра, что чуть с качелей не упала, но сделала вид, что так надо, и что она давно собиралась спрыгнуть. Вприпрыжку приблизилась к остальным, заглянула в лицо Ух’эру, как он обычно любил заглядывать.
Затхэ сделал осторожный шаг назад.
— Пока вы грызетесь, ребенок убегает, — равнодушно сообщила Тэхэ, отпустила волка и взялась за лук.
— Надоели, — пожал плечами Затхэ. — Каждый раз приходится ваши споры слушать. Посмотрите на себя. Два слова сказать друг другу не можете, чтоб не перегрызться, как собаки. Меня вы зачем звали? Зачем меня каждый раз зовете? Оценить вашу грызню? От нее уже тошно!
— Да как ты смеешь… — начал Заррэт, но Ух’эр нарочито громко прошептал:
— Опять угрозы, брат? — чтобы казалось, будто обращается к нему, а на самом деле — чтобы все слышали.
И Заррэт замолчал: он умел иногда проявить благоразумие. Лаэф тоже ничего не сказал, лицо его было повернуто в сторону Затхэ, да и Эрхайза не сводила водянистых равнодушных глаз, но Тьма молчала. И молчание было тяжелым. Тишина давила. Душила удавьими кольцами.
А потом Эйра хрустнула яблоком, а Тэхэ покосилась на нее недобро — судьба ребенка решается, а она тут хрустит. И Сорэн заговорила.
— Мы звали тебя за тем, — сказала она, — чтобы взять слово не спускаться больше к людям. Ты — не человек, Затхэ. Ты — один из нас. Мы были добры к тебе, но наша доброта не безгранична. И теперь мы станем строже. И будем строже с тебя спрашивать. Ты уже давно не дитя…
— В отличие от нее, — кивнул Затхэ на Эйру. Перебил Сорэн. И даже Ирхан, вечно треплющий его волосы, на этот раз спрятался за тучу, на всякий случай. — И от него, — кивок в сторону Ух’эра. — А он просто скучный, — указал теперь на Заррэта.