“Что ж такое… — сокрушенно подумал Нивен, чтоб не думать о важном. — Всех женщин пугаю, даже рогатых…”
Так бы думал Йен. Йен ничего не чувствует. Получится ли у Нивена? Не насовсем, не навсегда, но вот сейчас — сейчас совершенно не хотелось чувствовать. И вообще — хотелось спать.
— Послушай меня, — отчеканила она. — Ты делаешь глупость. Мне намного больше лет, чем тебе. Я уже умею видеть, когда люди делают глупости.
— Ну да, — кивнул он. — Я вижу: у тебя так много людей по лесам бродит…
— Ты уходишь от чего-то, что тебе дорого, — твердо сказала она. — Ты бежал и раньше. Теперь — бежишь не просто так. Теперь бежишь от того, что тебе нужно…
Нет. С ней не выйдет не думать о важном. Она только о нем и говорит.
— А ей? — резко перебил Нивен. — Ей — нужно?
Нильф улыбнулась в ответ мягко, с непонятным облегчением. Похоже, этого от него и ждала. И пожала плечами, так, как это делал он — чуть заметно передернула. Неужели и этот жест — от Лаэфа?
Что в нем от него самого?
“Конечно, ты видишь тень, — подумал он. — Я вообще одна сплошная тень”.
— А ты у нее спроси, — ответила Нильф.
— Она сама не знает, — дернул плечом Нивен. — Не знает ничего обо мне. Ты, кстати, тоже, — и снова ухмыльнулся, хотя сам почувствовал: ухмылка вышла слабой, кривой и в общем-то бессмысленной: за такой не спрячешься.
— Так расскажи, — проникновенно проговорила Нильф. И тут же быстро добавила. — Не мне — ей. Я от тебя уже устала.
Нивен тихо фыркнул. Подумал: “Да. Вижу. Так устала, что спать не даешь”, но думал на самом деле уже о другом.
— Что рассказать? — процедил он. — Скольких я убил? Мужчин, детей, женщин? Просто так! Просто потому что мне сказали! Просто потому что мне это нравилось!
— Не тебе, — тихо исправила она.
— Мне! — рявкнул он, подавшись вперед. — Мне! Я помню это! Я помню, что чувствовал! Я помню кровь! Помню крики! Я — монстр! А они — с венком! А я…
Она оборвала его короткой звонкой пощечиной.
Нивен отпрянул — не от пощечины. От себя, своего крика, который вдруг словно бы услышал со стороны.
“Но ты уже пробовал убежать от себя, да? Не выходит”.
Глухо стукнулся затылком о дерево. И подумал, что определенно превратился в Йена: и всякая чушь лезет в голову, и об дерево вот-вот убьется.
Фыркнул еще раз, чтоб не рассмеяться, громко, надрывно. И так слишком много шума на сегодня.
— Не мне, — спокойно напомнила тем временем Нильф, и от прохладного тона — как холодной водой окатило. Нивен выдохнул. — Ей расскажешь.
Нивен глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Она… — и теперь уже он задумался, подбирая слова. — Она не сможет меня простить. Даже если простит — это не ей решать. Я все равно буду… я.
— Не ей решать, — легко согласилась Нильф. — Тебе.
И снова протянула к нему руку, и провела ладонью по волосам, по щеке — не редкие осторожные касания Аэйлар, нет, она гладила его, как кого-нибудь из своих волшебных зверей.
— Нивен, — очень мягко позвала, и он посмотрел в фиолетовые глаза. — Мне кажется, пришло время тебе простить себя.
Он закрыл глаза.
— А другу поможешь, — проговорила она, убрав руку, — если он попросит о помощи.
— Он сам может не знать… — начал Нивен.
Открыл глаза. Нильф рядом не было.
Гадина рогатая.
Он вздохнул, передернул еще раз плечами, прогоняя поднявшуюся изнутри волну холода, а потом — повторил ее жест: подтянул к себе ноги, обхватил колени руками и уперся в них лбом.
Да, так было легче.
Наверное, у них действительно много общего с рогатой.
Папа Лаэф постарался.
***
Нильф еще долго наблюдала за ним.
Хотелось подойти, протянуть руку, обнять, погладить.
Он казался бесконечно одиноким сейчас. Но не подошла.
Он действительно был здесь лишним, он ее раздражал, ему нельзя больше ходить по ее лесам.