Через мгновение дверь хлопнула.
Йен закрыл глаза, но сон все равно не шел. Воронка так и осталась внутри. А может, она была там уже давно. Как минимум — с того момента, как он услышал тот обрывок фразы в толпе в северном порту.
***
Что-то вроде: “Король уже совсем плох”.
Он развернулся тогда, но не успел увидеть, кто это сказал и кому. Глянул на Нивена, но тот как так замотал свои длинные уши в накидки-капюшоны, что, естественно, вообще ничего не слышал.
Может, это говорили не о Дааре. Но Йену вдруг показалось, что он впервые в жизни что-то почувствовал — как постоянно чувствовал Нивен — и это ему не понравилось.
Если что-то случится с Даареном — что будет с горным королевством? Рэй вообще знает, как страной управлять? Учился этому? Вот когда нужно начинать бояться слухов и подозрений в малодушии — когда восходишь на престол. Папа-то уже не прикроет, никто не прикроет.
Впрочем, не это волновало Йена. Еще совсем недавно Даарен казался чем-то незыблемым, вечным и навеки же запечатавшим для него, Йена-Затхэ, вход в Даар. Если что-то случится с Даареном, если там останется один Рэй, который не справился с ним, как ни крути, Рэй, подкошенный слухами, подозрениями и тяжестью свалившейся ему на голову короны...
Глава 4. Песок
Нивен прошелся вдоль кромки моря, осторожно сел на песок так, чтобы вода, даже если ей захочется нахлынуть на берег с особой силой, не добралась до сапог. Но не дальше — рядом с морем было хорошо.
Бездумно провел рукой по песку рядом — будто погладил. Нащупал гладкий, круглый камень. Подхватил, размахнулся и швырнул в воду: камни, особенно необычные, лучше не держать подолгу в руках — вдруг в них спит какой-нибудь гадкий древний монстр?
Темная ночная вода проглотила камень почти бесшумно, почти незаметно. Нивен, не глядя, нащупал рядом с собой еще один, взял в руку по-другому, бросил не сверху вниз — наоборот. Камень дважды прыгнул на волнах прежде, чем и его съели.
Нивен провел ладонью по песку. Больше камней не было, и он, зачерпнув полную пригоршню и просеяв сквозь пальцы, лениво уронил руку на согнутое колено.
Ирхан еще спал, в предрассветном полумраке, и дышалось здесь куда легче, чем в запертой комнате. Конечно, может, дело было в том, что в комнате его ждала девчонка… Или уже не ждала — он не проверил, сразу вышел на улицу. Ну и стены в комнате кровоточили — несмотря на то, что это было во сне, запомнилось хорошо.
Правда, здесь, вне стен, кошмары становились ненастоящими. Плохие сны были всего лишь снами, растворялись в черных волнах, рассыпались в соленом воздухе. А если это и сам Ух’эр явился — что с того? Чем он может напугать Нивена? Когда-то ему снился Лаэф, и вот это было действительно страшно, но не потому что Лаэф гораздо страшнее брата — потому что тогда было чего бояться. Тогда Лаэф жил внутри.
Сейчас — Нивен свободен. Он затолкал их всех в подземный мир, где им и место. Надо будет — затолкает еще раз. И никакой темный бог больше не запугает его.
К тому же, чтобы по-настоящему напугать его, нужно быть хоть немного менее похожим на Йена.
— Вот это ты забыл? — спросили из-за спины, и Нивен дернулся куда сильнее, чем стоило.
“Так… — мрачно подумал он. — Кажется, Йен прав — девчонку я боюсь куда больше, чем Ух’эра. А у того, между прочим, кровавые стены и страшные пророчества…”
— Забыл посидеть на песке? — спросила она, подошла и осторожно присела рядом. В ней что-то было от лесного пугливого, но любопытного зверька. Она тянулась к нему и в то же время не расслаблялась, готовая отпрянуть в любой момент. Казалось, рядом с ней нельзя делать резких движений. Дернешься в ее сторону — убежит. Даже сидит, присев, уперевшись рукой в песок перед собой — чтоб оттолкнуться, если будет надо, для прыжка.
Нивен резко развернулся. И с трудом сдержал разочарованный вздох. Нет, обманчивое впечатление: любопытный зверек не спешил бежать.
— Еще камни бросал, — сообщил он. Подумал и добавил, будто это что-то объясняло. — Они не всегда тонут сразу.
Девчонка задумчиво кивнула.
Нивен снова зачерпнул песок и уставился на руку. Песок и пальцы были сейчас одного цвета — почти мраморного. Почти того же серо-холодного, каким когда-то была вся его кожа. Но он знал: стоит взойти Ирхану — все станет светлым. Настоящим, живым. И даже, возможно, приобретет едва заметный теплый оттенок.