И даже иногда хотел остаться.
Рядом с ней он тоже становился немного живым. Чуть более настоящим.
А теперь, здесь, она — единственная была хоть немного живой — умирала страшнее остальных.
— Ему-то выход зачем? — сухо хмыкнула Тэхэ — голос ее тоже умирал. Высох, растрескался, то и дело пропадал.
Лаэф перевел взгляд с нее на облако. Рассмотреть и облако, и самого Ух’эра, облаченного в темное, на фоне черного неба было почти невозможно. Если б он не насвистывал — может, никто не заметил, что он там: лежит на спине, закинув руки за голову, а ногу — на ногу.
Свистит, зараза.
Облако протекало: огромные и тягучие черные капли срывались вниз.
— Не знаю, — честно ответил Лаэф, помолчав.
— Такое бывает? — удивленно фыркнула Тэхэ и ненадолго стала собой прежней. Надменной, насмешливой, почти живой. — Чтобы ты — и не знал?
— Слишком часто, — мрачно ответил Лаэф. Покосился на нее и ухмыльнулся краешком губ.
Она коснулась его руки.
Ладонь у нее была — как голос.
Сухая и в трещинах.
***
Сорэн поднялась на темный холм. Серая пыль струйками вилась под босыми белыми ступнями, на мгновение ей даже показалось, что это Лаэфовы змеи. Но лишь на мгновение. Тут не было змей. Тут не было ничего, кроме братьев и сестер, презренных убийц и предателей. Кроме Лаэфа с его — снова! — сияющими фиолетовыми звездами глазами.
Все было черно — сияли только звезды.
И только о них думала в последнее время. Раньше ей казалось, что она будет злиться, вздумай он каким-нибудь чудом вернуть их себе. Еще бы — ее главный противник станет сильнее. А когда он все-таки стал — просто пожала плечами и ушла.
Вдруг поняла: это будет сейчас самым страшным ударом для него. Уйти. Убить-то его — все равно не убьет. Здесь не получится.
Она ушла и долго молчала. Так долго, что испугалась вдруг — не обратится ли снова в камень?
“Так ты ведь уже — камень”, — прошептал голос в голове, а Сорэн так и не смогла понять: это она так подумала или в голову пробрался таки неугомонный Ух’эр. Слишком уж знакомыми были интонации.
И она поднялась. Просто пройтись. Просто проверить. Посмотреть.
И вот — увидела.
Надо же — какая идиллия! Один на облаке валяется, двое стоят под ним, за ручки держатся!
Сорэн сжала кулаки.
— Нравится? — насмешливо спросила Эйра. Сорэн покосилась вниз. Та сидела у ее ног и за неимением яблока грызла ноготь. Доверчиво запрокинув голову и хитро щурясь, глядела в глаза.
— Ты становишься сильнее, — хмыкнула Сорэн. — Даже здесь. Даже так.
— Ага! — радостно кивнула младшая и сдула с лица упавшую прядь огненных волос. — Мы все становимся. Да, сестра?
И невинно захлопала глазами.
Как будто верила в то, что это так. Как будто не знала: все, кроме Сорэн.
Лаэф твердо стоял на ногах и — она не видела, но готова была поклясться — его глаза сияли ярче прежнего. Рыжая бестия — та вообще светилась. Тэхэ вцепилась в Лаэфа тоже не просто так — тянула из него живое сияние, вот-вот на рогах цветы расцветут. Об Ух’эре и говорить нечего — он тут у себя дома, он тут главный бог. Заррэт вот только молчит, прячется… Чувствует ли он себя так же, как Сорэн?
Вряд ли.
Он тоже найдет, за что ухватиться. И лишь ей тут не от чего питаться. Она — слишком бела. Белая кожа отражает черные цвета — и тоже чернеет.
Сорэн растворяется в царстве смерти.
И почему-то очень, очень злится на Тэхэ. Конечно, ей самой не хочется хватать Лаэфа за руку и впитывать в себя его сияние. Но Тэхэ-то какова!
“Попробуй хоть раз выжить сама, зверюга рогатая! — мысленно цедит Сорэн. — Не цепляясь за последнее живое, что видишь рядом с собой! Попробуй, тварь!”
***
Заррэт улыбается сквозь сон. Ему хорошо спать, дожидаясь своего часа. А ненависти, что они питают друг к другу, хватит, чтоб насытить его на века вперед.
***
Лаэф держит Тэхэ за руку.