Кажется, Аэйлар дрожала. Или ей передалась его дрожь.
Нивен откинулся назад, увлекая ее за собой. Коротко взмахнул свободной рукой, прогоняя огоньки.
Под мягкими ветвями стало темно.
***
Ночной морозный воздух осторожно вползал в комнату через щель в ставнях, стелился по полу. Йен чувствовал его: одну руку он забросил за голову, вторую — свесил с кровати, держал над полом и бездумно перебирал между пальцами носящийся по полу легкий ветерок.
Здесь, в предгорьях, он еще мелкий, не такой, как в Дааре. Здесь и сам Йен — мелкий, слабый. Наверное, чтобы заново обрести свою сущность, нужно оказаться там. Лучше — где-нибудь у подножья Гъярнорру.
А еще нужно обязательно поговорить с тем, кто знает об этой сущности больше, чем он сам. Просто чтобы понимать пределы. Если они есть, эти пределы. Пока же Йену казалось, что он и с ветром справится, что с этим, мелким, что с могучим, горным. Просто нужно понять, как…
В дверь осторожно постучали. Йен ничего не сказал, но дверь все равно открылась, и Мышка заглянула в комнату.
— Не спишь? — спросила шепотом.
— Не сплю, — обреченно ответил Йен, сел на кровати и подумал, что правильно он спрятал обувь. Как знал!
Впрочем, он знал. Просто себе не признавался, что знает. Он потому, кажется, и не спал, хотя стоило бы, хотя собирался.
Мышка уверенно шагнула в комнату, прикрыла дверь, решительно подошла, так же решительно села рядом, даже ладонями по коленям хлопнула. Заглянула в глаза и очень серьезно спросила:
— Что с тобой?
“С чего бы начать…” — подумал Йен.
— Я видела твои глаза сегодня, — объяснила Мышка, не давая времени начать. — Я видела тебя. Ты… другой.
— Понравился? — широко заулыбался Йен.
— Нет, — твердо ответила она.
— Неожиданно, — хмыкнул Йен. — Зато честно. Раз не понравился — чего пришла?
Мышка помолчала, будто искала нужные слова. Йен не торопил, не подсказывал. Наверное, впервые в жизни оставил возникшую в разговоре паузу незаполненной.
Мышка наконец вздохнула и заговорила серьезно, твердо. Наверное, так говорят с малыми детьми, когда пытаются научить их жизни. Кажется, когда-то так говорил Дэшон. Впрочем, это было давно. И Йен, как обычно, не слушал.
— Мне кажется, с тобой что-то происходит, — сказала она. — Тебе от чего-то больно. Или на кого-то злишься. Или всё сразу. Я не знаю, что с тобой случилось, но вижу: что-то не так.
Йен хмыкнул и заговорщицки подмигнул:
— Милая, у меня всегда все не так. Если у меня вдруг все будет так, значит, день выдался неудачный. Ты же не забыла, да? — и страшным шепотом напомнил. — Я — оборотень!
— Насколько ты опасен? — она оставалась серьезной. — Насколько можешь совладать с собой?
— А-а, — понимающе протянул он. — Переживаешь, что я тут всех покусаю?
— А ты можешь?
— Если будешь и дальше кормить вот этой гадостью… — кивнул на тарелку с засохшими остатками варева, — то все может быть…
— Я серьезно! — сердито перебила она. — Тут мои люди. И мои животные. Сегодня днем ты напугал их.
— Животных или людей? — деловито уточнил Йен.
— Хватит! — потребовала она, а темные глаза гневно блеснули. — Я вижу, что ты злишься. Я вижу, что злишься сильно. И не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. Если не возьмешь себя в руки…
— То что? — теперь перебил он. Ну вот, добилась своего: он и впрямь начал злиться. Прищурился и уточнил, безуспешно пытаясь сдержать сквозящее в голосе презрение. — Чем именно ты пришла мне угрожать, милая?
— Да я не угрожать пришла! — возмутилась она в ответ. — Поговорить! Чего ты злишься? На кого? Что с тобой случилось? Если рассказать станет легче!
Йен устало прикрыл глаза.
“На кого? — мысленно переспросил. — Это самое обидное в истории, милая. Что нет никого. И меня нет. Есть страшный злой Зверь, которого очень, очень опасно раздражать”.
Нет, нельзя. Не сейчас.
“Раз, — подумал он. — Два… Три… ”
Считать до десяти помогает всем или только Рэю? Может, ему помогает, потому что он дурак, и ему нужно сосредоточиться, вспоминая цифры? Потому что Йену сейчас — ну никак не легче.