— Аэйлар, — мягко сказал Кеон. — Я видел, как уходили Иные. Тогда мне тоже казалось, что они живы. И что шансы есть. Мы пели над ними до хрипоты, над каждым из них. Дочь, — он положил ладонь ей на плечо. — Пора нам научиться принимать трудные…
Что-то тяжело упало в ее обиталище. Уже не вихрем — молнией Аэ бросилась обратно.
Кеон стремительно зашагал следом. Отдернул полог из веток над входом и замер. Аэ стояла на пороге, не шевелясь, даже будто дышать боялась. Он чуть не толкнул ее, когда входил.
А у ее ложа с пола медленно поднимался чужак.
Поднялся и тут же тяжело сел на кровать.
— Я думал, будете петь песни, — сказал им. — Или как там надо. Держать за руку. Но нет. Сам умер, сам проснулся, сам упал…
— Нивен! — выдохнула она и бросилась наконец к нему. — Ты вернулся!
Он обнял Аэйлар так крепко, так уверенно, что Кеон, пожалуй, разозлился бы, если б не был так изумлен.
— Мы пели, — прошептала Аэ в плечо чужаку. — Ты просто не сразу услышал… Но это неважно. Ты вернулся!
— Я же обещал, — напомнил он ей.
— Что с тобой было? — спросил Кеон.
Согласно Ритуалу, не так нужно было задавать вопрос. Но зачем задавать вопрос правильно, если ответят на него опять же не так, как нужно. Чужак не знает правил. Но вернулся из небытия он, а не те, кто эти правила знал.
— Ну-у… — задумчиво протянул в ответ Нивен, и Аэ наконец отстранилась от него, тоже заглянула в глаза. — Такое дело… Я бы это сразу всем рассказал.
— Созвать для тебя Совет? — презрительно фыркнул Кеон. — Опять?
— Есть идея, — сказал Нивен. — Пока я тут, Совет вообще не распускать.
Аэйлар тихо рассмеялась — скорее от счастья, чем от его глупой шутки. И взяла его за руку.
Кеон молча развернулся и вышел прочь.
Ночной ветер донес до него шепот Нивена:
— Папа сердится?
И тихий, счастливый смех Аэ.
То, что дочь влюблена, он понял уже давно. Но теперь все стало гораздо сложнее: теперь он не имеет права выгнать чужака из Запретного леса. Чужак больше не чужак. Он прошел инициацию. Он вернулся из небытия. Он расскажет Совету, что видел там. Так завершится Ритуал.
Глава 19. Взлететь
Йен легко зашагал к забору. Пройдя немного, зачем-то оглянулся. Мышки в окне видно не было. А он почему-то думал, что она выглянет ему вслед. Почти чувствовал взгляд темных бусин, упирающийся в спину.
“Эй, детка, — подумал он, — я только что из окна прыгнул. Если не смотришь на меня… Где ты тогда?”
Уже помчалась куда-то? Эта — может. Эта — решительная.
Значит, ему нужно действовать быстро. Пока она чего не нарешала.
Глядя уже не на дом — вперед, понял вдруг, что прыгал-то с большой высоты, но не почувствовал удара о землю. И даже не задумался перед прыжком, да и после — не сразу.
“А если меня со скалы столкнуть? — мелькнуло в голове. — Если не успею обратиться в полете? Или не захочу, например… Разобьюсь? Насколько высокой должна быть скала, чтобы разбился?”
Стало даже интересно.
Хотя нет, не было ему интересно. Дурацкие мысли мелькали быстро, лихорадочно. На самом деле они вообще не хотели лезть в голову, эти мысли: голову так и норовил заполнить красный туман, душила ярость, а руки слегка дрожали от нахлынувшей злости.
Но Йен не давал ей взять верх — сам пытался отвлечься на глупые вопросы, сам хватался за дурацкие мысли.
Он прекрасно знал эту ярость, помнил того, кому она принадлежала. Помнил себя. Но сейчас слишком опасно было становиться собой: Мышка рядом.
“Да что ж такое! — мысленно вздохнул Йен. — Окружили! Не Нивен, так барышня под рукой…”
И вот вопрос: Нивена-то понятно, он знает давно, а к этой, курносой, когда успел привязаться? Почему на всех плевать, а на нее — нет?
Представим: что-то случится с ней. Изменит это как-то дальнейший ход событий? Нет. Повлияет на воплощение плана? Нет.
Только странное что-то — как заноза внутри. Неприятное, ноющее. Что-то, что хочется достать, выковырять, выдрать из-под кожи, чтобы не мешало.
Это — оно? Это называется “чувствовать”? Нивен бы гордился им теперь? Теперь из-за Мышки Йен, выходит, тоже чувствительный?