В комнате, конечно, кто-то был: наверное, Столярова жена. Она сидела на стуле спиной к окну; некоторое время Пелле в ужасе созерцал ее затылок, потом кашлянул. Сначала тихо, а потом громче. Сидевшая на стуле старушка вскрикнула и обернулась; он увидел, что это и вправду Столярова жена, фру Шёблум. Именно такой он себе ее и представлял.
— Я вовсе не такой страшный, как кажусь, — заверил ее дрожащим голосом Пелле.
Тетушка Шёблум рассмеялась.
— Вон что? Значит, ты вовсе не такой страшный, как кажешься?
— Да нет, он совсем не страшный, — успокоила ее, заглядывая в окошко, Чёрвен. — Здравствуйте, тетушка Шёблум.
Тетушка Шёблум всплеснула руками.
— Лопни мои глаза, коли это не Чёрвен!
— Да, это по мне видно, — подтвердила Чёрвен. — А это Пелле. Он хочет купить Столярову усадьбу. Можно?
Тетушка Шёблум расхохоталась, — сразу заметно, что она была хохотушка, и сказала:
— Я не привыкла заключать сделки с людьми, которые торчат за окном. Пройдите-ка лучше в комнату.
Говорить с тетушкой Шёблум оказалось вовсе не так трудно, как вначале думал Пелле.
— Вы голодные? — первое, что она их спросила. Подумать только, какое отличное начало!
Она повела их вниз в кухню и угостила бутербродами и молоком, бутербродами с ветчиной, бутербродами с сыром, бутербродами с телятиной и с огурцом. Настоящий пир! Уплетая бутерброды и запивая их молоком, они успели ей все рассказать. О Матсоне, о Карлберге и о Лотте, о Вестермане и о Йокке, о Музесе и о Тутисен, о Юм-Юме и о Боцмане, и обо всем, что случилось на Сальткроке.
Особое внимание Чёрвен уделила Лотте Карлберг.
— Пунгала, — презрительно сказала она, — вот уж дурища, верно, тетя Шёблум?
Да, тетушка Шёблум согласилась с ней, что строить «пунгала», по крайней мере на Сальткроке, может только дурища, а снести Столярову усадьбу — ничего глупее она никогда не слыхала!
«Не хватало еще мозолей, — думал Мелькер. — В один день и мозоли, и литературная премия, и еще не знаю что, — это уж чересчур!» Но он решительно мчался вперед в сопровождении Юхана с Никласом. Нельзя было терять из виду Матсона. Его уродливый полосатый костюм вел их по улицам, точно путеводная звезда, и привел в небольшой желтый дом, утопающий в кустах ракитника и жасмина.
Не успел Матсон позвонить, как рядом с ним вырос Мелькер. Никто не может помешать ему участвовать в разговоре с хозяйкой усадьбы.
Директор Карлберг обозлился.
— Нет, господин Мелькер, уходите! Вам тут делать нечего!
— Имею я право говорить с фру Шёблум, если хочу? — с горечью спросил Мелькер.
Матсон смерил его холодным взглядом.
— Я полагаю, господин Мелькер, что вам ясно: я — поверенный фру Шёблум. Неужели вы думаете, что вам поможет, если вы с ней переговорите?
Нет, Мелькер слишком хорошо знал, что не поможет, но он должен попытаться, и пусть кто-нибудь посмеет ему помешать!
Дверь отворилась. На пороге стояла фру Шёблум. Матсон представил директора.
— Директор Карлберг, который покупает Столярову усадьбу.
Он делал вид, что не замечает Мелькера. Фру Шёблум, поздоровавшись с директором Карлбергом, осмотрела его с ног до головы. Мелькер деликатно кашлянул. Только бы она обратила на него внимание; она бы, может, поняла, что речь идет о жизни и смерти.
Но фру Шёблум не видела Мелькера; глядя на Карлберга, она спокойно и тихо сказала:
— Столярову усадьбу я уже продала.
Ее слова прозвучали словно гром среди ясного неба. Матсон, как баран, уставился на нее.
— Продали?
— Продали? — переспросил Карлберг. — Что вы хотите этим сказать?
Мелькер побледнел. Все было кончено. Больше не осталось никакой надежды. Не все ли равно, кто купил усадьбу, для него и для его детей она была потеряна навсегда! И он знал об этом заранее. Странно, однако, что, когда это подтвердилось, ему стало так больно.
Юхан с Никласом заплакали, они плакали молчаливыми горькими слезами, которые тщетно пытались удержать. Ими овладела усталость, да и кому повредит, если они поплачут.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил хозяйку Матсон, обретя наконец дар речи. — Кому вы ее продали?
— Пойдемте со мной, увидите, — сказала фру Шёблум, открывая парадную дверь. И вы тоже, сказал она Мелькеру и его плачущим сыновьям.
Мелькер покачал головой. Он не хотел видеть того, кто купил столярову усадьбу, лучше даже не знать, кто он. Но тут из дому раздался внезапно голос, который он тут же узнал: