— Доброе утро, Дачесс.
И у нее тоже красные глаза, тяжелые веки. Два рюкзачка — собственный и Робина. Джинсы, старые кроссовки, футболка с дырочкой на рукаве. Волосы, белокурые, как у матери, растрепаны, а бантик на месте. До чего же она хорошенькая… Ребята ходили бы за ней целой свитой — если б им (как, впрочем, и всему городу) не было известно про ее семью.
— Уже знаешь о клубе Дикки Дарка?
Уок вглядывался Дачесс в лицо — не выдаст ли она себя? Слава богу, не выдала. Пусть и дальше держится, пусть отвечает так, как ему, Уоку, надо.
— Сегодня ночью клуб сгорел. Примерно в это же время какая-то девочка ехала по хайвею на велосипеде; есть свидетель. Слышала об этом?
— Нет.
— Это ведь не ты была?
— Ночь я провела дома. Хоть маму мою спроси.
Ладони Уока сами легли на тугой живот.
— В последние годы я не раз тебя прикрывал. Все время думал: а правильно ли поступаю? Когда тебя ловили на кражах…
Дачесс сникла.
— Я только еду таскала. Это мелочи.
— Зато пожар — не мелочь. Во-первых, речь идет о больших деньгах. Во-вторых, будь внутри люди, они бы погибли. Тут мне тебя не отмазать, Дачесс.
Мимо проехала машина. Старик-сосед; быстрый взгляд на эту парочку, потеря интереса. Ничего особенного: девчонка Рэдли снова вляпалась.
— Я знаю, Дачесс, что за тип этот Дарк.
Обеими ладонями она потерла глаза. Ясно: не просто устала — измождена. И нервное напряжение не скрыть.
— Ни хрена ты не знаешь, Уок.
Произнесено это было тихо и даже спокойно — а по сердцу резануло.
— Давай дуй на Мейн-стрит. Карауль одних сучек, пока другие шопингом занимаются.
Уок не нашелся с ответом. Опустил глаза, принялся тереть полицейский жетон. Уволят — и пусть. Переживет.
Дачесс резко развернулась и зашагала прочь. Ни разу назад не глянула. Только страх разлуки с братом ее в рамках и удерживает, думал Уок; не будь у Дачесс Робина, он, Уок, разрывался бы между профессиональным долгом и жалостью к этой девочке.
«Эскалейд» стоит возле школы; тонированные стекла отграничивают тот мир от этого, двигатель работает вхолостую — просеивает версии. Глазам больно от желтых, как подсолнухи, школьных автобусов.
Дачесс не удивилась. Наслушалась от матери про космическое равновесие, причины и следствия. Помахала Робину, проводила его взглядом. Брат скрылся за красными дверьми.
Для Дачесс пожар не кончился: вспархивали клочья сажи, чиркали ее по голым рукам, марая кожу; в носу держался запах гари. Какого, блин, свидетеля вынесло на хайвей ночью, когда добропорядочным, не запятнанным правонарушениями гражданам полагается сладко спать в своих постельках? Западло, вот это что. С другой стороны — и фиг с ним. Главное, Дикки Дарк получил по заслугам.
Дачесс пересекла улицу и направилась к школе. Там безопасно, учителя и охранник не пропустят посторонних. Ей не страшно, она пройдет рядом с «Эскалейдом», мимо темного окна.
Стекло поползло вниз. Физиономия Дарка, красные глаза, набрякшие веки — ни дать ни взять утопленник. Только плоть утопленников набухает водой, а у Дарка набухла алчностью.
Дачесс застыла на месте. Коленки колотились одна о другую — наверное, заметно, хоть она и в джинсах; зато взгляд твердый. Дачесс этим взглядом буквально пронзила Дарка.
— Садись в машину, — велел Дарк, без злобы, не повысив голоса.
— Пошел ты.
Пробежала мимо стайка одноклассников. Не заметили Дачесс — до нее ли им в последнюю школьную неделю? Они уже всеми мыслями на каникулах. Может, и неплохо было бы меньше выделяться, иногда думала Дачесс. Индивидуальность у нее? Допустим; а велика ли польза?
— Заглуши двигатель и вынь ключ зажигания.
Дарк повиновался.
Дачесс обошла машину.
— Дверь пусть будет открыта.
Он вцепился в руль толстыми своими пальцами. Ишь, костяшки какие — и кастет не нужен.
— Отпираться бесполезно, Дачесс.
Она глядела в небо.
— Я не отпираюсь.
— Ты слышала о причинно-следственных связях?
Дачесс покосилась на него. Печальный гигант-броненосец, существо из другого мира.
— Только сунься.
— Ты сама не представляешь, что натворила.
В пепельнице был единственный бычок — смятый, докуренный до самого фильтра. И той марки, которую всегда покупала Стар.
— А ты на свою мать не похожа.
Дачесс глядела в небо. Там, раскинув крылья, замерла птица.
Дарк почесал ладонь о руль.