— По радио говорили, что он сбавил скорость.
— Эль Сид после замены подавал просто здорово. А вот отбивают не очень, все время мажут.
— У нас тут происшествие, — перебила Эйлин. — Коннелл подавился.
— Что? — Эд обернулся к ней и снова к сыну. — Что такое, приятель?
— Я ел, старался не подавиться и вдруг чувствую — дышать не могу.
Эд снова посмотрел на жену:
— Он всерьез задыхался?
— Еда попала в дыхательное горло.
— Какая еда?
— Помидор черри.
— Ты его вынула?
— Донни вынул.
— Вы ужинали у Орландо?
Коннелл сказал:
— Донни спустился к нам.
— Ужинать?
У Эйлин похолодела кровь. Как можно обсуждать все эти подробности при мальчике? Он ведь по лицу видит, что она все еще сама не своя.
— Я тебе потом все расскажу.
— Иди ко мне.
Эд сел на диван и обнял Коннелла. Тот уткнулся в отцовский твидовый пиджак. Эд всегда с легкостью находит общий язык с сыном, а Эйлин достается роль надсмотрщика. Наверное, поэтому Коннелл от нее отгородился. Он еще сильнее прижался к отцу, так что пояс домашних тренировочных штанов врезался в пухленький животик. Мальчик зарылся лицом во фланелевую рубашку Эда и начал всхлипывать. Эд целовал его в макушку и гладил по спине. Так прошло несколько минут. Эд вопросительно посмотрел на Эйлин, но она только рукой замахала. Наконец Коннелл поднял голову.
Эд сказал очень ласково, но твердо:
— Может быть, теперь ты сделаешь то, о чем тебя мама уже несколько раз просила? И я тоже очень прошу: постарайся есть помедленнее, хорошо?
Коннелл кивнул.
— Вот и отлично.
И без всякого перехода они стали дальше смотреть игру.
Эйлин, отложив «Одинокого голубя», наблюдала за ними. Посмотреть было на что: Коннелл закинул ногу на колени отцу, а тому это, кажется, не доставляло никакого неудобства. Эйлин часто нежничала с Коннеллом, лет до трех, потом появилась неловкость. Эйлин не беспокоилась по этому поводу, зная, что Эд всегда может установить контакт с мальчиком, а сейчас вдруг появилось ощущение, что она упускает что-то важное. Злости она не испытывала, скорее обиду и какое-то неясное очарование.
В начале восьмого иннинга «Метсам» наконец-то засчитали перебежку, а в девятом, после того как Рэй Найт и Кевин Митчелл один за другим выбыли из игры — за время плей-офф Эйлин успела выучить имена игроков, — Муки Уилсон провел дубль, и вслед за тем Рафаэль Сантана занял первую базу. Эд сказал, что команде часто удаются дубли. Следующим вышел отбивать Ленни Дикстра. Теперь можно было сравнять счет, но через несколько подач Дикстра промахнулся по мячу и тоже выбыл из игры. На этом матч закончился. Счет матчей в Мировой серии стал три—два не в пользу «Метс». Еще один проигрыш — и сезон для них закончится, а поначалу шло так хорошо. Весь Нью-Йорк припал к экранам телевизоров, и даже люди вроде Эйлин, совершенно не интересующиеся спортом, были в курсе необыкновенного успеха команды.
— Брюс Харст сегодня на высоте, — сказал Эд. — Впечатляет.
— Наши его вообще достать не могли, — отозвался Коннелл.
Эд встал и выключил звук, оставив только изображение. Они молча смотрели, как ликуют игроки бостонских «Ред Сокс». После титров началась программа новостей. Тогда Эд совсем отключил телевизор и выдернул штепсель из розетки, собираясь укатить телевизор в спальню.
— В следующий раз «Ред Сокс» выставят питчером Клеменса, — мрачно изрек Коннелл.
— Да, но играть будут в Нью-Йорке.
— Нашим надо взять два матча.
— Возьмут.
— Это же Роджер Клеменс...
— Что сказал Таг Макгроу? — задал Эд вопрос в сократовском духе.
— «Нужно верить», — ответил Коннелл.
— Ну и вот.
Было уже больше половины одиннадцатого — Коннеллу давно пора спать. Сказав «Спокойной ночи», он ушел к себе в комнату. Эд толкал перед собой столик с телевизором, словно кинооператор. Эйлин забралась в постель. Эд пришел через несколько минут, устроив Коннелла на ночь. Тогда Эйлин рассказала, как малыш задыхался, а она растерялась и ничего не могла сделать. Эд кивнул и сказал: все хорошо, все уже кончилось. Эйлин сразу стало легче. Эд умел ее успокоить. Он поцеловал ее, а потом она повернулась на другой бок и стала думать о случившемся — а то под шумную трансляцию связно думать не получалось. Что за столбняк на нее напал? Коннелл стоял перед ней и даже не хрипел, только молча хватался руками за горло, и у нее откуда-то из глубины поднялось чувство куда более сильное и непостижимое, чем любовь. Он словно физически вновь стал частью ее, и она умирала вместе с ним. Без него ничто в мире уже не будет прежним. Жизнь Эйлин потеряет цель и смысл. Этот малыш, который так часто выводит ее из себя, держит в своих руках ее судьбу. Эйлин вдруг почувствовала себя страшно уязвимой. Надо ему внушить, чтобы вел себя осторожнее.