Так или иначе, я ступаю через порог царевой малой приемной.
— Здравствуй, государь, мой батюшка….
Хм, ну вот и поговорили. Если бы попросили выразить впечатления от прошедшей с царем беседы одним словом — однозначно выразил бы словом «засада». Кто-то очень искусно настропалил Грозного против меня. Взгляд исподлобья еще на самые первые мои слова приветствия. Почти односложные ответы на все мои предложения. Лишь уже в самом конце царь взорвался:
— Говоришь, сынок, армия без целителей ослабнет? А ты читал последние донесения из Италии, где описаны сражения папских епископов и кардиналов с армиями цесарцев? Сильными армиями. С множеством пушек и мушкетов. И с целителями. Ты же именно их призываешь развивать? А с другой стороны выходит какой-нибудь старичок в красной рясе с парой десятков прислужников. — От переполнивших его эмоций, горло царя перехватило, сквозь сип слышалось: — в клочья…, целые армии в клочья! Против демонов и адских гончих действует огненная магия…. Магия Рюриковичей. — Царь прервался, отпил вина из кубка. — Вот только ты, безумец, своими руками отнял у меня самый многочисленный род Рюриковичей со всеми их огненными магами.
Все! Все мои дальнейшие слова и оправдания уже были абсолютно бесполезны. Иван Грозный уже все для себя решил. Спустя почти десятилетие, награда нашла своего героя:
— Едешь к себе в Шую! И сидишь там, пока тебя не позову! А целительницы — суть — порождения крестьянской магии! Толку от них чуть. Если они так тебе дороги, можешь хоть всю школу Мирославы забирать с собой.
— А мою мастерскую артефактов?
— И ее забирай! Один черт, тьфу, нечистый, артефактов с нее чуть!
Если уж набожный царь батюшка помянул имя нечистого, дело плохо. Наскоро попрощавшись выметнулся из его приемной палаты, слыша во след:
— И не вздумай самовольно заявиться в Москву! — И глухое «Бум!» в закрывшуюся дверь мне вослед. Кувшин с вином? Вот точно также по одной из версий и закончилась жизнь моего теперешнего тела в прошлом мире. Как там у Высоцкого: «Под руку попался каменюка. Метнул, гадюка. И нету Кука!
И, ведь, не хотел же лезть во всю эту зловонную клоаку, называемую политикой! Как еще друзьям про изменение в их и моей жизни сообщить….
Друзья, на удивление, приняли опалу вполне философски:
— Шуя — не бог весть, какая дальняя сторона! — Сделала заключение Светла. Честно говоря, ее негатива я опасался сильнее всего. Вроде, это в женской натуре стремиться в центр жизни.
— Ага! А с учетом того, что на Москву вновь возвращаются многочисленные Шуйские, и будут они в фаворе, Шуя — вообще мой выбор. — Тут же поддержал разговор Семен. Вот, откуда он все всегда узнает? Еще царь не сделал никаких заявлений про изменение участи Шуйских, а уж Семке все известно. Ха! Я злорадствую! Скуратов все сделал для удаления Мирославы и, как теперь выяснилось, меня, царевича — наследника, с глаз государя, а добился тем лишь возврата своих исконных врагов Шуйских.
Годунов ничего не сказал, лишь молча кивнул головой в поддержку Семкиных речей.
Когда на следующий день нас в нашей мастерской посетил дьяк с царским указом, предписывающим мне в недельный срок удалиться в Шую, у нас уже все было готово к переезду.
Однако приличных размеров караван получился! Правда, и забрали практически все. Едва ли не до голых стен. Борис даже тот громадный валун, за которым он привык укрываться при испытаниях новинок, умудрился подготовить к перевозке. Объявил его своим талисманом. Но самое большее число телег занимали наши, да, теперь уже наши, целительницы. Вся школа, все два с половиной десятка целительниц, что к этому времени отыскали посланцы Мирославы на просторах нашей страны, со всем своим скарбом по указу царя переселялись прочь от столицы.
Тронулись. Гикнули, торопя коней, всадники передового десятка нашей охраны. Еще двадцать всадников распределились вдоль длинной змеи, состоящей из множества телег и пеших путников. Основная масса отряда личной охраны под командованием неизменного фра Джованьоли неспешным шагом отправились в путь вослед каравану. У них основная задача не дать ворогу ни одного шанса в случае нападения. Бить неприятелю морду всегда сподручнее сжатым кулаком, а не растопыренными пальцами, вот и движется дружина единым строем, а задача передовых десятков продержаться в случае нападения первые минуту — другую. Горожане расступались с нашего пути, собирались в кучки, обсуждая внезапную опалу царевича — наследника.
Уже за городскими воротами к нашему каравану присоединился Димка Бельский верхом на великолепном аргамаке.
— Я, царевич, если не откажешь мне, с тобой поеду.
— А как же твои родичи?
— А что родичи? Я же не единственный парень в нашей семье. И даже не наследник. С вами весело.
Вот так и двигались. Медленно и неотвратимо. Солнышко припекало, кузнечики стрекотали, травы духмянили. Совсем как по Цветаевой: «Август — астры, август — звезды, август — гроздья винограда и рябины спелой!». Один в один как в том мире. И не подумаешь, что совсем недалеко по географическим меркам, на Урале или даже в окрестностях Мурома, провод такого вот каравана, как наш, является вполне себе армейской операцией с почти гарантированными безвозвратными потерями. А мы за все три недели нашего пути ни одного лешего не встретили. Да что лешего, даже завалящего разбойника не попалось. Не говоря уж о Соловьях. Впрочем, еще не известно, что лучше, разок — другой поратиться с разбойниками или преодолевать наше родное, исконно русское бездорожье. И сопутствующие ему поломки телег с последующими поисками в окрестностях материалов для починки. Врагов не встретили, а ранеными обзавелись. Ратники охраны устроили разборки ради прекрасных глаз наших целительниц. Зарразы! Мирослава их в ежовых рукавицах держала. Почти монастырские условия. И вдруг вырвались на волю! Вот и стреляют глазками! А вояки и рады стараться, вышагивают павлинами. Ну, ничего! Вот дайте только до места добраться! Будете у меня строем ходить, портянки утром на свежую голову надевать. И это я не только и не столько об охранниках. Тем более, Мирослава официально передала мне всех этих клуш в полную и безраздельную собственность. Русь во времена Ивана Грозного — страна крепостная. А все найденные целительницы — крестьянки и выкупались, честь по чести у их хозяев. Нет, жестить, конечно, не буду, но каррамба! Как же я зол! И не смотри, Божена, на меня такими котячьими глазками. Твои подопечные будут страдать!
— А ничо так, городок! — Выдал Семка, обозрев стоящую на возвышенности Шую.
— Ага! — Согласился я, пытаясь рассмотреть на дальней дистанции наличие и количество охраны у распахнутых настежь ворот. Выходило, что там максимум пара на карауле. Крестьян, прибывающих на торжище, обирать хватит, а если, не дай бог, татары налетят? Хватит у них сил обеспечить экстренное закрытие тяжеленых даже на вид створок ворот? Кажись, придется дрессировать не только сорвавшихся с поводка целительниц.
Приближаемся. Двое остолопов на воротах (точно не ошибся — двое их!) замерли цуциками, не зная, что следует делать в их случае.
— Воины, ко мне! — Командую я, маня замерших охранников рукой.
О, один отмер. Тяжело буцкая сапогами, побежал по направлению ко мне. Второй, недоумевая, посмотрел вслед товарищу и тоже создал имитацию бега.
Высказал все, что думаю по поводу их тупости и лени. Поинтересовался, что бы они стали делать, если под прикрытием каравана к ним в гости пожаловали степняки?
— Да, не, о степняках бы нас воевода предупредил заранее. — Выдал после мучительных думательных усилий один из сторожей.
Понятно. Будем общаться с воеводой. В конце концов — это мой город, и не хотелось бы внезапно обнаружить его развеявшимся по ветру.
Воевода обнаружился в цитадели. Очередное деревянное сооружение в виде грубого многоугольника стен высотой метра в четыре на площадке тридцать на тридцать. Мы уже всем отрядом въехали туда (обоз пока оставили на постоялом дворе, что обнаружился аккурат возле самых ворот с нерадивыми охранниками — снаружи городских стен), когда в сопровождении парочки воинов нарисовался он. С сакраментальным вопросом: