— Возможно, но не факт.
— Ты его не больно-то защищай. Если бы не его гениальное командование, то в той истории Артур продержался бы еще как минимум месяц. После гибели Кондратенко, он только и делал, что сдавал одну позицию за другой, быстро доведя ситуацию до критической.
— Это если исходить из тех данных, что располагаешь ты. А могут ли твои данные быть полными, позволяющими сделать однозначный вывод? Сомневаюсь.
— Ох Сережа, тебя послушать так и Ренненкампф в известной нам истории невинный агнец, а ведь его действия повлекли поражение русских в Пруссии и именно благодаря им была наголову разбита вторая армия под командованием Самсонова. Фок когда-то был лихим офицером, участником турецкой компании, обороны Шипки, но сейчас он если и не предатель, то балласт. Кстати, Ренненкампф уже отличился в ходе подавления боксерского восстания и вполне себе будет лихо и грамотно воевать с японцами, но в четырнадцатом году попросту подставит русскую армию. Так что не больно-то доверяйся чувствам. Не хватало еще, чтобы Фок к первой мировой тоже командовал какой-нить армией. Ладно, хватит о высоком. Объясни-ка мне любезный, что же ты тут творишь? Я там распинаюсь, расписывая в каком ты тихом месте, а ты тут в штыковую ходишь.
— А откуда…
— Ну, о твоей лихой атаке разве только ленивый в Артуре не знает, опять же награда боевая, за красивые глазки не дается. Не смотри на меня так. Да, я только сегодня приехал. Да, времени собирать сплетни у меня не было. Но ты забываешь, что непосредственным начальником у меня мой тесть, так что он мне многое порассказал. И про минную постановку и про Циньджоу.
— Ну, так уж вышло.
— Так вышло, говоришь. А ты в курсе, что ваши жены мне устроили форменный скандал и обвинили во всех смертных грехах? Понятно, что нет.
— Вы поссорились с Аней?
— Не то слово. Разругались в хлам. Вернее она разругалась, а мне и ответить было нечего, — вздохнув, ответил Антон.
— Зря это она.
— Зря-а. Ты бы наперед думал, а потом на фронт бегал. Да это бог с ним, помиримся, правда если ты, дуболом жив останешься, но ведь тебе неймется. Все решилось, все поняли, что эти бронепоезда на передовую выпускать не следует, а лучше держать в тылу. Ну, все нормально, кроме того, что тебе обязательно нужно было напроситься именно на фронтовой бронепоезд.
— Я не просился. Просто так уж вышло. Получил приказ, взял под козырек.
— Вот попомни мои слова, если японцы не убьют, сам грохну. Отработать назад никак? — все же успокоившись, поинтересовался Антон.
— Не. Не поймут.
— Эх Сережа, Сережа. Ладно, чего уж. Ты там смотри, хотя бы поаккуратнее, у нас еще столько дел, что мама не горюй. Кстати, как там у Гризли?
— Нормально, — заметно оживился Звонарев, когда понял, что гроза вроде как миновала, — сидит в своем медвежьем углу и в ус не дует. Его как поставили охранять Инчензы, так он там и торчит, со сменой командования ничего не поменялось. Знаешь, полное ощущение, что о нем попросту забыли, он ведь был в непосредственном подчинении у Стесселя. Стоит себе часть и стоит. В седьмой дивизии думают, что это подразделение четвертой, а там, что седьмой.
— Бардак.
— Полный. Но Семена устраивает. Как он говорит и к передовой поближе и никакого командования.
— Ну, а на заводе как?
— Тяжко, как еще-то. Вот вроде тысяча человек, и еще китайцев понабрали, сейчас уже начинаем понемногу к станкам ставить, у кого с овладением специальности получше, а людей как не хватало, так и не хватает.
— Ну дак пускай Зимов не разбрасывается.
— А как ему не разбрасываться? Снаряды двух видов дай. Вот сейчас минометы в ход пойдут и расход у них намечается я тебе дам, опять мины дай. Гранаты тоже дай. Все пулеметы, что на складах были уже разошлись, а сколько они патронов сожрут, наши забитые склады очень скоро опустеют, если производство не будет поспевать. И это только по боеприпасам. Люди в две смены пашут по двенадцать часов
— А кому сейчас легко? — вздохнул Песчанин и было это не наиграно, а вполне искренне, — Людей-то не загоняем?
— Ничего, эвон в Отечественную не меньше пахали, да со скудным пайком и ничего – выстояли, а здесь и котел изрядный и медицинское обслуживание и досуг.
— Ну там-то за Родину, а здесь…
— А здесь наши рабочие за солдатиков жилы рвут. Почитай все женщины в госпиталях работают, рассказывают муженькам о страдальцах. Опять же, разъяснительную работу проводим, фильмы крутим.
— Так значит с хроникой пошло?
— Пошло – не то слово. Стессель кстати с собой увез чуть не два десятка коробок с пленками, опечатанные понятно, лично для царя. Под Циньджоу все четыре оператора работали, одного тяжело ранило, да аппарат немного повредило, хорошо хоть пленки не засветились. Кстати…
— Привез я аппараты, три штуки, больше изготовить пока не успели. Но операторов тут уж…
— С этим проблем не будет, у Полухина сейчас уже дюжина добровольных помощников, прямо-таки влюбленных к синему. Вот смеяться будешь. У нас тут настоящая киностудия.
— Чего-о?
— А того. Кроме как хронику, Полухин начал снимать фильмы. Нет, то что удалось доставить из заграничных короткометражек тоже есть, но здесь настоящее немое кино. Со сценарием, смыслом, актерами, субтитрами, чтецом, рабочие и солдаты ведь плохо читают, под аккомпанемент пианино. Нам понятно смешно, но сейчас это просто фурор.
— А как же это? Это ты подсказал?
— Нет. Полухин сам догадался. Посмотрел на короткометражки и догадался. Он даже обратился с просьбой о выделении под шапито помещения и получил его, дело еще и прибыльное жуть, так что кроме того, что боевой дух поддерживаем, еще и копейка капает, зал постоянно битком. Ну и выездные показы на позициях, тоже не забывает. В общем если его не тормознуть, то тут самый настоящий порт-артурский Голливуд выйдет.
— И не надо тормозить. Ты его в свободное плавание надеюсь не отпустил?
— Я что, дурной на голову? Быстренько сбацали акционерное общество, у концерна семьдесят процентов, но он доволен, дальше некуда. Кстати и перед царем засветимся, а то после Сучанска на нас немного негатива пролилось, глядишь и до него докатилось, а тут нате вам наше с кисточкой, и хроника, и кино в осажденной крепости снимаем. И завод наш засняли, рабочих за станками, да с пояснениями, да жен их которые проводив мужей на работу идут в госпиталя. Это уже я подсказал.
— Дубина ты, Сережа, — неожиданно выдал Антон.
— Вот те здрасте. Ты это к чему?
— А к тому, что тут такое поле деятельности, а ты на фронт подался, вот тут от тебя куда больше пользы было бы.
— Думаешь, не понимаю. Да поздно уже.
— Полухина надо бы не забрасывать, подсказывать как да чего. Ну не мне тебя учить, ты в деле подсказок уже ас.
— Не переживай, не заброшу. Ну как, по маленькой?
— Наливай.
— Степан Осипович, я все же считаю, что отправлять мой отряд рано, — проговорил Науменко наконец отодвинув чашку с уже выпитым чаем.
Макаров с каким-то сожалением посмотрел на Веру Ивановну, которая заметив, что разговор перетек в иную плоскость, начала сноровисто прибирать со стола. Прислуги у них дома отродясь не водилось, а потому и здесь, чета Науменко осталась верной себе. Вернее это супруга, которая привыкла со всем управляться сама, не желала заводить прислугу, ну а раз уж так решила хозяйка, то Петру Афанасьевичу ничего не оставалось, кроме как согласиться с этим.
Заметив этот взгляд, Науменко только мысленно ухмыльнулся. Нет, ни о какой ревности и речи не могло быть. Что было, то быльем поросло, вот только, было заметно, уж больно соскучился по уюту семейного очага этот неугомонный человек и его полный сожаления взгляд был адресован не именно Вере Ивановне, а тому, что вот опять началось.
— Умеете вы все испортить, Петр Афанасьевич. В кои-то веки я позволил себе немного расслабиться, побыть в кругу семьи, пусть не своей, но все же. Хоть бы дождались, когда мы по обыкновению пройдем в кабинет.
— Прошу простить.
— Да чего уж, — безнадежно взмахнул рукой Макаров, — ну раз уж так, то давайте пройдем в кабинет, опять же Вере Ивановне мешать не будем.