Ураган поправил сам себя: “Другая, все – самочки!”.
Третья... Четвертая, пятая....
Головные концы уже поднялись выше зубцов, а нижние еще оставались на земле. Ножки крошили камень зубцов. Противное клац-клац-клац набатом грохотало в ушах.
Мандибулы зашевелились и....
Огромный огненный бутон стал медленно открываться, сплетаясь из пламени пяти пескожилов. Потянулись в стороны лепестки, жадные тычинки и пестики летели вперед, желая только одного – смерти.
Огонь одного пескожила не опасен для магов, огонь пятерых способен убить кого угодно.
С пальцев Урагана сорвалось черное пламя, голодное и безжалостное – еще никто и никогда не в силах был напоить пламя Лат-аэрны так, чтобы оно перестало алкать чужие жизни.
Огонь на огонь, так всегда останавливают пламя. Побеждает сильнейший. Тот, кто не дрогнет, тот, чьих сил хватит. Жар стоял ужасающий.
Руки дрожали, кожа на пальцах багровела и шла язвами, но пламя летело и летело, спасая жизни. Яноша, Снега, Поля, в конце концов...
Ноги дрожали, в голове мутилось от боли, мир медленно терял краски.
Так не должно было быть, не бывают настолько выносливые к пламени пескожилы, но... Они были. Держались и пускали пламя, выматывая мага.
Наконец, одна самочка занялась, как факел, падая вниз, вот и вторая.
Пламя летело, терзая как пескожилов, так и самого мага. Запищала, засвистела, падая со стены третья самка.
А пламя неслось и неслось.
Вот упала вниз, обрушивая вслед за собой часть стены, четвертая самка. Пятая держалась за зубцы крепко, хоть уже горела.
Ураган сделал шаг вперед и... Последняя самка упала в Лютогу, чтобы уже не выползти оттуда никогда.
Маг опустил обгорелые руки, слабость была такая, что толкни просто пальцем – упадет вслед за сороконожками в Лютогу.
...Не бывает таких тварей...
А за спиной блажил Янош, дурным голосом оря:
– Нельзя! Это же не по-людски, это неправильно!!!
Ураган медленно обернулся, пытаясь понять, что опять случилось с неугомонным монашком? И замер под перекрестьем изумрудного и алого взглядов двух магов.
Момент был выбран идеально.
Он почти в истощении.
Они сильны и свежи.
Он не мог ничем оправдаться.
Они были те твари, что годами ненавидели его.
Снег еще раздумывал, тяжелое решение так и читалось на его лице, но Поль не умел думать – он или действовал. Или не действовал. Впрочем, это был не тот случай – сейчас он действовал.
– Янош... – растрескавшимися от жара губами прошептал Ураган. – Прочь...
***
А где-то в замке, далеко на скале, Лесана упала без сил в центре шестиугольника. Пламя свечей погасло, разрушая все.
Она еле выдохнула:
– Идиот... – Это слово не соответствовало статусу княгини, зато часто упоминалось Лесаной в прежней жизни.
***
Поль сделал шаг вперед, но тут, загораживая свои телом Урагана, Янош буквально взорвался изнутри, превращаясь в огромного, сильного змеевика. Голодного, ошалелого, ничего не соображавшего. Пасть его раскрылась, кислота плеснула во все стороны.
Ураган еще расслышал хриплое: «Опачки!» – как мощный удар хвоста сбросил его со стены, куда-то в Лютогу, аккурат поверх тел не до конца сгоревших пескожилов.
Холодные воды сомкнулись над ним, и только сейчас простая мысль, что он идиот и ничего так и не понял в происходящем, хотя все было на виду, дошла до него.
Были не только деспериты и ведьма. Были не только змеевики, оставляющие после себя в живых лишь десперитов, и пескожилы, носящиеся за монахами. Была и третья сторона. Та, которую он не заметил. Были еще тайлеситы и их кризис веры. Тайлеситы, не пускавшие в город как ведьму, так и змеевиков. Но кризис веры подкосил и их.
Сверху на него упало тело змеевика, придавливая своими склизкими кольцами и не давая всплыть.
А искорками боли возвращалось пламя Лат-аэрна. Его невозможно прогнать, от него невозможно избавиться, пока оно есть в тебе – оно будет тлеть и разгораться снова и снова.
***
Такой ночи в истории Черно-горы не было никогда раньше. И выжившие в эту ночь надеялись, что не будет никогда после.
Несмотря на огонь, несмотря на молитвы, несмотря на высокие стены, выползни прорвались в город.
Кто-то говорил – десяток, кто-то доказывал – сотня.
Оказались сразу в богатом центре города, круша его и разрушая. Плюя кислотой и давя собственным телом. Часть выползней целеустремленно поползла вверх по склону, к княжескому замку, часть металась по городу, ничего не понимая. Пара выползней замерла на развалинах монастыря и ничего не предпринимала.
Откуда они взялись – никто не знал.
Кто-то говорил потом, что выползни пробрались через канализацию.