И до него не сразу доходит, что в своих руках он крепко держит что-то... Что такое?.. Удивлённо смотрит на собственные пальцы, сжимавшие обыкновенную чёрную пуговицу. Пуговицу, оторвавшуюся, по всей видимости, от кармана куртки этой... которая вышла недавно из его автомобиля. Как её зовут? Нет, он решил, что не станет узнавать её имя. Ни к чему. Лишние проблемы ему ни к чему!..
Однако, сжав злосчастную чёрную пуговицу в своей ладони, мужчина сунул её во внутренний карман своего пальто. Чувствуя себя при этом совершенно по-идиотски.
Первая часть. 4 глава
4 ГЛАВА
Олег сам сел за руль сегодня - ни к чему свидетели в этот день и в этом месте. Памятный день. Злой... Он всегда с нетерпением ждал его и одновременно боялся, что он наступит слишком скоро - свежи были в его памяти воспоминания. Свежи – несмотря на то, что много лет уже прошло. Так много, что порой кажется, - и не с ним всё происходило, а с кем-то другим, посторонним, чужим человеком, которого он даже не знает!.. Но нет – с ним. И всё так же в этот день болело, щемило что-то в груди, рвалось рваное и обугленное, но всё еще – живое. Может, то было его сердце?..
Пальцы его с силой сжимают руль – не «Лексуса», нет, это своего рода служебная машина, но чёрного БМВ. И в салоне пахнет свежестью моря, и немного ласкает нос терпкий аромат кожи. А еще пахнет пряностью цветов...
Розы он заказал еще утром в дорогом цветочном салоне – пятьдесят восемь штук бордовых цветков на тонких длинных стеблях. Без упаковки. Без подарочной ленточки. Обычные живые цветы – всё, как она любила.
На кольцевой он ушёл вправо, затем, проехав триста метров, резко свернул налево, туда, где большой город, хвалившийся высотками, сверкающими на солнце торговыми центрами, остроконечными шпилями и маковками церквей, переходил в пригород, изобилующий постройками частного сектора.
Олег проехал просёлочной дорогой мимо заправки, свернул налево и остановил машину у дикорастущего кустарника белой розы, сейчас безлиственного, будто раздетого. Символично, ничего не сказать: белые розы – на кладбище. Выходить Олег не спешил. Просто сидел, откинувшись на спинку кожаного сиденья, и смотрел в окно. Вспоминал? Да он никогда и не забывал!..
Этот день всегда был особенным. Каждый грёбанный год, прожитый без неё, был особенным! Вот и еще один год прошёл. Гордилась бы она им? Смогла бы посмотреть на него, коснувшись прохладной ладонью его горячей щеки, и улыбнуться? Как раньше. Как всегда ему улыбалась!..
Но этот грёбанный год прошёл. Опять прошёл – без неё. Не посмотрит на него, не коснётся рукой щеки и не улыбнётся. Нет у него никого. Даже её – больше нет!..
- не планировал никаких встреч на послеобеденное время – понимал, что у него ни на что не останется сил и терпения. Да, именно – терпения. Не сможет он непринуждённо вести беседу с партнёрами, сотрудниками, поставщиками или нейтральными любопытствующими после того, как встретится с ней!.. Вспомнит, разозлится, взбесится и сорвётся – и тогда уже поздно будет что-либо решать. А он обязательно разозлится!..
Олег стиснул зубы и решительно вышел из автомобиля. Открыл заднюю дверцу, доставая с сиденья большой букет кроваво-красных роз. Щёлкнул сигнализацией и неспешно направился туда, где его уже ждали. Всегда его ждали на протяжении уже многих лет... И он приходил, несмотря на отвращение, даже чаще, чем обещал самому себе. Когда ждал одобрения, поддержки, тёпла молчаливого взгляда. Когда скучал – страшно скучал по ней!..
Олег ненавидел кладбища – да и кому они нравились? Но Калинин их на дух не переносил: его воротило и чуть не выворачивало наизнанку от одного лишь вида кладбищенских могил, похоронных венков с траурными чёрными лентами, красных гвоздик и еловых веток под ногами, крестов и надгробий – кругом, куда ни глянь!
Олег ненавидел кладбища. Еще с того злого дня много-много лет назад, когда он, семилетний мальчишка, стоял над глубокой чёрной ямой, в которую вскоре опустили гроб с его отцом. А он потом еще зачем-то бросал на него – в отца бросал! – комья земли, присыпая тёмно-синюю ткань, которой был обтянул деревянный ящик, этой грязью. Так нужно, положено - было сказано ему. Семилетний мальчишка, разве он интересовался тогда – почему именно так положено, а не иначе?