– Торопитесь, Марк Юрьевич, – качает головой Мирон Альбертович, виновато пряча взгляд. – Пусть она из больницы хотя бы выйдет.
– Я же не просил дать делу ход. Пока подготовьте. Возможно, я отсюда нескоро выйду… Так что вам придется заниматься разводом вместо меня.
– Не придется. Я в этом уверен. Кольцо вокруг концерна плавно, но сжимается. Недавно нашли избитого до полусмерти Борисенко. Помните врача, который пропал в день вашей аварии?
– Стоп! А это не может быть как-то связано? Может, и мою аварию подстроили? Хотя… Я ведь никак не связан с Павлом.
– Не думаю. Вернее, я уверен, что ваша авария – случайность. Марк Юрьевич, советую вам поторопиться. Скоро придет Софья Васильевна, вы должны быть на высоте.
– Иди ты к черту, Мирон, – прячу глаза, как невинная девственница. – Соня тоже обрадуется новости, потому что она…
– … живая. И хочет быть счастливой, – добавляет за меня Мирон.
Мне дают возможность принять душ и переодеться. За пятнадцать минут до прихода Сони конвоир отводит меня в преображенную до неузнаваемости подсобку. Когда-то в ней хранили хлам и старые бумаги, а теперь она сияет чистотой.
– Все для вас за ваши деньги, – неудачно шутит конвоир, присвистнув от развернувшейся взгляду картинки. Окно прикрывает дешевая хлопковая штора, возле стены покоится диван – небольшой, но судя по виду, новый, застеленный чистым постельным бельем. В углу поблескивает раковина, а за шторкой душевая кабина.
– Я просто в восторге, – протягиваю я. – Что здесь будет потом?
– Так руководство давно собиралось придумать что-то такое, – объясняет конвоир. – Вас, крутых и влиятельных, много… Нужно соответствовать.
Вхожу в «гостиничный номер» и опускаюсь на диван, борясь с затопившим волнением. Только бы она пришла… И ничего плохого больше не случилось.
Через минуту конвоир распахивает дверь и отходит в сторону, разглядывая Соню плотоядным взглядом. Хмыкает что-то нечленораздельное и оставляет нас одних.
– Привет, – шепчет она, смотря на меня во все глаза. – Ты… ты похудел.
– Здесь невкусно кормят, – шепчу, не разрывая зрительного контакта. Кажется, если отвернусь, мираж развеется и вернется отвратительная реальность – тюрьма, зловоние, мат и беспросветность…
– Я принесла еду, – смущенно говорит Соня. Проходит в глубь комнаты и выгружает из большой сумки контейнеры, коробки, баночки… – Папа Паша испек пироги с капустой, мама Галя котлет нажарила, я сварила борщ и суп, они здесь, вот в этой баночке. Ты сейчас поешь или…
– Сонь, я люблю тебя, – привлекаю ее к груди и жадно вдыхаю аромат кожи и волос. Задыхаюсь от чувств, не в силах справиться с их буйным потоком, захлебываюсь ими, а потом раскрываю в душе невидимый клапан, позволяя им плескаться внутри, как золотым рыбкам… – Очень люблю. Сразу тебя полюбил, как увидел, слышишь? Сразу… Когда обнаружил спящей на своих бедрах. Ты такая смешная была, помнишь? Колпак сполз на бок, волосы взъерошенные, ты…
– Марк… – всхлипывает она и целует мое лицо. Плачет, а я сцеловываю слезинки, как воду из целебного источника. Горькие, а мне они кажутся самыми сладкими на свете…
– Люблю. И никогда не опущу. Даже, если я останусь здесь надолго, я…
– И я тебя люблю, Барсов, – улыбается она. – Сразу влюбилась, как только ты меня поцеловал на крыше. Что теперь будет? – она доверчиво кладет голову на мое плечо.
– Ребенка больше нет. Мирон оформляет документы на развод, – мягко сжимаю ее плечи, разрываясь надвое от желания целовать и ласкать любимую женщину и… есть.
– Марк, я знаю. И мне стыдно радоваться горю Елены. Никакая женщина не заслуживает такой участи, – рассудительно произносит Соня. – Давай я покормлю тебя?
– Сонька, я хочу другого. Пожалуйста, не говори нет.
– И не скажу, – краснеет она. – Но сначала… В общем, мне не нужен в постели слабый истощенный мужчина.
Глава 48
Софья.
Чувствую себя школьницей на первом свидании. У нас уже все с ним было, а колени предательски подкашиваются… Марк похудел и зарос, но выглядит вполне ухоженным.
– Сонька, я хочу другого, – шепчет он, сжимая мои плечи. – Не говори нет…
– И не скажу…
Потому что я взрослая женщина, а не манерная школьница. И потому что люблю его, как дурочка.
– Давай я покормлю тебя… сначала. Мне не нужен в постели слабый истощенный мужчина.
– Потом, – Марк зарывается пальцами в мои волосы и припадает губами к шее. – Господи, у меня снова ничего с собой нет. Надо было Мирона попросить… Хотя я умер бы со стыда, обращаясь к частному детективу с такими просьбами. Или к Глебу… А к собственному сыну – это ведь… Позор, недопустимо.