Боясь пошевельнуться и спугнуть сказку, он старался лежать тихо. Однако сердце его бешено колотилось от мыслей о возможных причинах ее прихода посреди ночи. Желание заняться любовью могло быть одной из них. Иначе зачем она так уютно устроилась рядом, одетая только в трусики и рубашку, и обвила руками его шею?
Ален провел губами по ее волосам и в ответ услышал протестующее бормотание. Усмехнувшись, он прошептал ее имя.
Медленно пошевелившись, словно не хотела менять удобного положения, в котором заснула, Надя потерлась щекой о его грудь.
— Надя! Милая! — пробормотал он все еще хриплым со сна голосом. — Это не самое лучшее, что ты можешь придумать. Пока я не пойму, почему ты здесь.
Она потянулась, медленно проведя своей коленкой по его бедру. Ален застонал. Внезапно проснувшись, она резко села и всмотрелась в его лицо.
— Уже утро?
— Солнце встало или близко к тому.
Она поправила волосы, падавшие на глаза, и огляделась, словно опасаясь, что кто-то может наблюдать за ними.
— Нас никто не видит, если тебя это беспокоит.
— Не беспокоит, — произнесла она спокойным голосом.
Однако что-то явно было не так с его любимой, что-то заставило ее прибежать к нему за утешением.
Он провел пальцами по ее плечу и руке и почувствовал напряжение.
— Поговори со мной, милая. Позволь мне помочь тебе, если смогу.
— Не здесь, внизу.
Она соскользнула с постели и быстро натянула на себя джинсы, старательно отводя от него взгляд.
— Я приготовлю кофе.
Так и не взглянув на него, она поспешила вниз. Ален с досадой сунул ноги в джинсы, натянул их и застегнул молнию. Затем он пригладил волосы, взял рубашку со стула и первым делом подошел к автоответчику, нажал на кнопку.
Два обычных звонка, третий от самой Нади, просившей его позвонить в редакцию, как только сможет.
Не на шутку встревоженный, он напялил на себя рубашку, застегнул кое-как и поспешил вниз. Как только она повернулась к нему, он понял, в чем дело.
— Как ты узнала? — тихо спросил он.
Лицо Нади стало удивленным и печальным одновременно.
— Мне позвонила знакомая из Лос-Анджелеса — продюсер. Она хочет снять документальный фильм о провинциальной медицине и, узнав, что ты против, просила меня помочь.
Ален ответил резковато, но понятно.
— Это приятельница Ника еще со времени интернатуры в Лос-Анджелесе. Они поддерживают контакты.
Надя кивнула.
— Я не могла понять, почему ты так противишься известности, особенно когда это может принести выгоду городу.
— Я боялся, что кто-то узнает меня.
— Ну конечно.
Боль в голосе Нади мешала ему сосредоточиться. Выигрывая время, Ален подошел к ящику у двери, собрал остававшиеся там дрова и подбросил их в огонь. Когда дрова разгорелись, он набрался храбрости и снова взглянул на нее.
— Тебе нетрудно было сложить кусочки головоломки.
Надя принесла кофейник и две кружки, поставила их на стол и села. Ее рука так дрожала, что она пролила кофе…
— Позволь мне… — Большая ладонь Алена накрыла ее руку и помогла ей налить кофе. Он взял свою кружку и прислонился плечом к стене. — Как много ты знаешь?
— Достаточно. Я бы сказала, даже слишком много. — Надя попыталась рассмеяться, но ей это не удалось. — Начав складывать головоломку, я позвонила в «Глоуб» и другие газеты.
— Весьма профессионально. Твой отец мог бы тобой гордиться.
Она рассказала о поиске в архиве газеты, о старых фотографиях и о потоке памяти, вызванном ими.
— К несчастью, у тебя незабываемые глаза, — добавила она. — Красивые, печальные и такие удивительно мягкие…
— Проклятие бабушки-ирландки, — отозвался он и сделал несколько глотков еще горячего кофе.
— Это все, что ты можешь сказать?
Человек, который сливался с ней в любовном экстазе, исчез. Его заменил ледяной, сухой незнакомец.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал? Что я не Георг Лейтон-четвертый? Что не я наглотался таблеток, когда оперировал двадцатидвухлетнюю будущую мать и убил ее и ее нерожденного ребенка? Что не мой скальпель перерезал артерию, которую я не увидел?
Лицо Алена исказилось.
— Все это правда, к сожалению. И если бы я явился на суд присяжных, они осудили бы меня. Иногда я жалею, что этого не случилось. Когда ты собираешься написать об этом? — спросил он, отвернувшись к окну. — А может, именно поэтому ты и звонила? Чтобы я прочитал сегодняшние заголовки?
У Нади перехватило дыхание.
Ален стоял не шевелясь, с окаменевшим лицом и потемневшими глазами.
— Ты приехала сюда в надежде, что я скажу, что это все ошибка? Плохой сон? — Его лицо исказила гримаса. — Я виновен в убийстве, хотя и неумышленном. И в использовании имени друга, погибшего в автокатастрофе, так как хотел избежать тюрьмы.
Надя встала из-за стола и молча направилась к ящику у двери. Ее руки не тряслись, когда она обувала сапоги и натягивала шубу. Обернувшись, она заметила, что он безучастно наблюдает за ней.
— Скажи мне одну вещь, прежде чем я уйду, Ален или Георг, или как там тебя зовут. Как мне объяснить маленькой девочке, полюбившей тебя, то, что ты сделал?
Ален дернулся, но ничего не ответил. Да Надя и не ждала от него ответа.
Он наблюдал в окно, как она идет к машине. Она плакала, содрогаясь всем своим маленьким телом. В ее фигуре ощущалась такая безысходность. Более достойный мужчина не довел бы ее до такого состояния.
Пару минут она грела двигатель и потом уехала.
Надя посмотрелась в зеркало: на нее глядела другая женщина, не та, которую она видела здесь в последний раз. Тогда она только поднялась с постели после ночи любви с Аленом. Ее щеки были нежно-розовыми, а сердце полно трепетных надежд. Сейчас же Надя чувствовала себя пустой. Использованной.
И все же она собралась, выпрямила плечи и покинула ванную комнату.
Просмотрев первые оттиски номера, Надя решила позвонить Эдде и пригласить ее на завтрак. Они позавтракают в кафе «Наполи», три современные, самонадеянные женщины, ну две с половиной. Наде хотелось заказать бокал шампанского вместе со стаканом апельсинового сока.
Мысль поднять бокал за крупнейшую сенсацию в своей жизни скривила ее губы. Должно быть, Пулитцер стоит разбитого сердца? Равноценный ли это обмен?
Надя вошла на кухню, когда зазвонил телефон. Интересно, кто мог звонить так рано?
— Мамочка! Что-то случилось с миссис Кар. Ей позвонили, она вся побелела, стала странной и схватилась за грудь. — Элли перевела дыхание. — А сейчас она лежит, совсем больная на вид.
Надя закрыла глаза, соображая.
— Элли, миссис Кар нуждается в твоей помощи, поэтому тебе нужно оставаться совершенно спокойной и выслушать меня очень внимательно, о'кей?
— О'кей. — Элли немного успокоилась.
— Найди сумочку миссис Кар и в ней маленькую коробочку с таблетками, ту, что была у нее на концерте, помнишь?
— Угу.
— Возьми одну таблетку и дай ей, чтобы она положила ее под язык. Ты поняла, что я тебе сказала?
— Да, но…
— Когда сделаешь это, пойди в спальню, возьми одеяло и аккуратно укрой миссис Кар.
— Мам…
— Сделай все немедленно, Элли. Я сейчас положу трубку и вызову «скорую». Она приедет минут через пять, но ты будь рядом с миссис Кар и держи ее руку, пока не приедет врач, о'кей?
— Мамочка, подожди! Позвони Алену, он знает, что делать.
— Обязательно, маленькая. А теперь поторопись и сделай то, о чем я тебя просила.
13
— Сколько времени прошло, мамочка?
— Почти час, дорогуша, но на это всегда уходит время.
Она доехала до дома Эдды за три минуты. Старушка была в сознании, но испытывала сильную боль. Ее дыхание становилось все более прерывистым, как и ее пульс.
Набрав еще раз 911, Надя услышала, что «скорая» неисправна и вместо нее послана полицейская патрульная машина.