— И я, идиот, не послушал, о чем он тебе рассказывал, — с досадой проговорил Денис.
— Хватит уже об этом, — нахмурился Антонио. — Что сделано, то сделано. Учтите на будущее и забудьте.
— Ты совсем ничего не помнишь? — Денис с надеждой посмотрел на Галину.
— Я и слушать-то не стала. Как только он начал про принцип взаимодействия частиц, я его сразу за дверь выставила.
Маринка оскорбилась. Вот так здесь прислушиваются к ее мнению. А ведь она специально предупредила Дениса, чтобы обратил внимание на нового клиента. И что получилось? Клиент бездарно упущен, и она никогда не узнает, подвело ее чутье или нет.
— Жаль, — озвучил ее мысль Денис. — Если мы и дальше будем так работать, толку от нас будет немного.
— Не каркай!
— Хватит, — повторил Антонио. — Надоело вас слушать. Давайте о чем-нибудь другом поговорим.
— Стойте, у меня же есть…
Договаривать Маринка не стала. Каждая минута была на счету. Она вскочила с дивана, чуть не опрокинув стоящую на подлокотнике чашку, и выбежала из подвальчика. Галина, Денис и Антон с открытыми ртами смотрели ей вслед.
— Что с ней? — пробормотала Галя, но ответа ни у кого не было.
А Маринка вспомнила, что два листочка, исписанные мелким неразборчивым почерком, валяются сейчас в мусорной корзине под ее столом. Не исключено, что содержимое этих листочков подскажет Денису, с чем к ним приходил изобретатель и стоит ли за это браться. Если повезет, конечно. Во-первых, таинственные чертежи и формулы на листах могут не иметь никакого отношения к изобретению. Во-вторых, Денис может ничего в них не понять. В-третьих, уборщица Анна Сергеевна могла уже выбросить весь мусор. Она приходила ровно в половине шестого, когда Маринка спускалась в подвал, и к шести успевала закончить работу. Сейчас было без пяти шесть.
Маринка вихрем влетела в приемную и чуть не сшибла Анну Сергеевну с ног.
— О, Мариночка, привет. Я сегодня немного припозднилась, ты уж извини.
Но Маринка готова была расцеловать ее за опоздание. Нетронутая мусорная корзина по-прежнему стояла под столом.
— Что вы, Анна Сергевна, ничего страшного. Я тут кое-что забыла…
Она бухнулась перед корзиной на колени и стала рыться в бумагах.
— Что-то нужное выкинула? — сочувственно поинтересовалась уборщица.
— Выкинула, — улыбнулась Маринка, — но уже нашла.
Со дна корзины она выудила два смятых комка бумаги и старательно разгладила их. Вид у записей оказался неважный, но разобрать написанное можно было. По крайней мере, человеку знающему. Маринка очень надеялась, что Денис окажется тем самым знающим человеком.
Прижимая к груди драгоценные листики, она помчалась обратно.
2
Никита ехал домой в троллейбусе и размышлял о глубине собственного падения. После визита к этой… тьфу… госпоже Кристиане ему ничего не страшно и не стыдно. Теперь можно смело просить мужа сестры о протекции и устраиваться на работу в его магазин, или куда он сам пожелает определить незадачливого родственника. С мечтами о высоком придется распрощаться, зато деньги появятся и немой укор исчезнет из глаз родителей.
Никита Алейников прожил на свете двадцать четыре года, восемнадцать из которых были отданы бескорыстному служению науке. В его худом длинном теле, на удивление родственникам, горел неугасимый огонь изобретательства. Началось все с того, что в шесть лет Никита разобрал все имеющиеся в доме часы, чтобы посмотреть, как они работают. За это он был строго наказан, но наказание не возымело никакого действия. Никита познал радость от приобщения к техническому прогрессу и был готов как истинный ученый страдать за науку.
В школе Никита показал себя во всей красе. По химии, математике и физике он был лучшим в классе и благодаря самостоятельным занятиям ушел далеко за пределы школьной программы. Однако существование остальных предметов он откровенно игнорировал и несколько раз в год доводил классную руководительницу до нервного срыва как своими смелыми опытами, так и многочисленными прогулами. Когда Никите вручили аттестат зрелости с пятерками только по его любимым предметам, учителя с облегчением перевели дух.
Родители Никиты не могли позволить себе подобную роскошь. Способности сына их скорее пугали, чем радовали. На родительские собрания в школе Лариса Алейникова всегда шла с тяжелым сердцем. Похвалы в адрес Никиты звучали для нее как нечто само собой разумеющееся (умный мальчик, и что с того?), зато порицания и выговоры до слез расстраивали.