После чего Вересов пропел:
— А мы к вам, девицы-красавицы. Полиночка, не имею чести знать твою подругу. Представь нас, окажи любезность.
Далее последовал ритуал с расшаркиванием и целованием ручек, отчего застенчивая Настя стала прямо сама не своя — несносный Вазген так и впился в нее своими разбойными глазами, будто в первый раз увидел женщину. Настя, однако, решила проявить твердость духа, памятуя о предупреждениях Полины и ветрености отважного лейтенанта. Хотя она менялась поминутно в лице, все же старалась держаться с возможной холодностью. Но не тут-то было!
— А ведь мы с вами где-то встречались, — заявил этот пират таким тоном, что хоть из дому беги!
К счастью, Полина вовремя прервала опасный разговор. Поскольку мужчины так и не сообщили о цели своего визита, — скорее всего, забыли, отвлекшись на женское общество, — Полина предложила им выпить чаю, на что они согласились с поспешной готовностью. Недолго думая, расселись за стареньким канцелярским столом. В комнате топилась буржуйка, на ней всегда наготове попыхивал чайник, сквозь неплотно прикрытую дверцу пробивались веселые язычки пламени; легкий запах дыма и березовых поленьев, сложенных горкой у печки, заполнял воздух мирным домашним уютом.
— Вы позволите, я закурю? — Вазген достал мятую пачку папирос, продолжая разглядывать Настю со смущающей ее настойчивостью.
— Давно тебя не видела, — обратилась Полина к Вазгену. Она держалась с ним вполне свободно на правах старой подруги. — Что с тобой сегодня? Ты прямо светишься.
— Его представили к награде, Полиночка, — подал голос Вересов. — Он участвовал в выполнении очень важного задания и даже был назначен ответственным гидрографом.
— Какого задания, если не секрет? Или это военная тайна?
— Теперь уже нет, — ответил Вазген, — только пусть Алеша расскажет, не стану же я сам себя хвалить? А, Леш, давай распиши меня как можно красочнее, специально для девушек, у тебя это здорово получится.
Такое предложение показалось друзьям невероятно смешным, и они снова от души расхохотались.
— Нет, с вами положительно нельзя разговаривать серьезно, — рассердилась Полина, — а между тем я спрашиваю об очень серьезных вещах. К награде просто так не представляют.
— Мы прокладывали по дну озера кабель связи, — сказал Вазген. — Хорошо, попробую рассказать, только романтики в этом мало. Вам, девушкам, подавай что-нибудь возвышенное, героическое, а тут, представьте, огромные катушки с десятками километров намотанного бронированного кабеля. Погрузили их на баржу, которую тянул буксир. Мы, гидрографы, предварительно промерили глубины, взяли пробы грунта, обозначили трассу вехами. Кабель погружали в воду, скорость прокладки 4–5 километров в час. Ну как, продолжать? — улыбнулся он. — Это была многодневная, тяжелая работа, теперь Ленинградский фронт имеет связь со Ставкой Верховного Главнокомандующего, а это самое главное.
Он не рассказал о том, как налетели «юнкерсы» и забросали суда бомбами, как мотало кабелепрокладчик и сопровождающие суда, людей швыряло и окатывало холодной водой, были раненые, но корабли уцелели. Прицельному бомбометанию мешал огонь зенитных средств тральщиков и «морских охотников». Вазген всегда был спокоен, когда рядом находился МО Вересова, его верного друга, который сидел сейчас молча и лишь изредка вскидывал веки, роняя в сторону собеседников золотые искры из глаз.
— А все-таки, где бы я мог вас видеть? — снова обратился к Насте Ароян.
Она решила, что рано или поздно он все равно вспомнит, а поскольку, как нам известно, изворачиваться она не любила, то и ответила с подкупающей прямотой:
— По моей вине вы вымокли, помните, там, на переправе.
Он посмотрел на нее с любопытством:
— Почему вы это сделали?
— Не знаю, — честно призналась она, — не пойму, что на меня нашло. Вы меня чем-то сильно рассердили.
— Вот как! Неужели я имел такую неосторожность? Хотя, по правде сказать, я часто бываю неосторожным, но наказан впервые. Я тогда сильно вымок, — добавил он с мягкой укоризной.
Настя окончательно смутилась и покраснела.
— Простите меня, — пробормотала она, — иногда я веду себя очень глупо.
Смущение шло ей необыкновенно: тонкий румянец, лучистый ускользающий взгляд смятенных глаз, подкупающая наивность движений и откровенное простодушие придавали девушке особую прелесть, способную взволновать любое, еще не тронутое цинизмом, равнодушием или усталостью мужское сердце.
Ароян, как бы желая поделиться впечатлением, переглянулся с Вересовым.
Тот, впрочем, как и Полина, чувствовал себя почему-то лишним в данной ситуации.