Подростки часто делают глупости. Через два дня вручение аттестатов — Вик поспорил с Ритой, он побреется налысо. Линзы, скатав между пальцев, выбросит на дорогу. Они останутся на колесах проезжающих мимо машин, никто никогда не найдет их. И не станет искать.
К тому же кому интересны нервные подростки. В городе орудует маньяк.
Он эстет. Он выбирает поэтичный метод убийства, излишне сложный и рискованный, но он склонен к драме.
Офелия.
«Поверь преступнице со стажем. В конце наши жертвы всегда приходят за нами… Как эти солнца — прощу ли себе с-сама?..» — голос Мари звучал словно издалека, а слова не имели смысла.
Нельзя убить Мари, оставив безнаказанным человека, который надругался над девушкой.
Что мог пятнадцатилетний деревенский подросток против взрослого, влиятельного мужчины?
Пойти в милицию. В газеты. Устроить одиночный пикет. И почти наверняка остаться ни с чем.
Но если в доме мужчины найдутся улики, указывающие на то, что последняя жертва была у него дома незадолго до смерти. Немного — волосы. Следы сапог, забытый шарф.
Если найдутся свидетели того, что она была с ним близка.
Если последний звонок с телефона жертвы сделан по этому номеру.
То это создает очень, очень серьезные проблемы влиятельному мужчине. Но недостаточно прийти в его квартиру в чужих сапогах, оставить ему чужую вещь и несколько волос.
Нужно что-то гораздо более серьезное. Например, орудие убийства.
И отсутствие алиби.
Виктор поймал такси, пробормотал водителю адрес. Режиссер назвал Мари адрес по телефону.
Мартин до последнего не хотел верить, что это действительно происходит. Но прятаться от себя бесполезно.
Бесполезно прятаться от правды.
Виктор зашел в подъезд. Поднялся на этаж. Со смутной тревогой отметил, что мусоропроводы заколочены — может быть, от крыс. Или от запаха.
Он не поверил своему счастью — около нужной квартиры стоял мешок с мусором. Неопрятный идиот, лучше не придумать. Виктор аккуратно развернул тряпку и, проходя мимо двери, незаметно уронил лезвие в пакет. Хозяин квартиры не вынесет его раньше утра. А дольше пакету, скорее всего, и стоять не придется.
Любой убийца рано или поздно ошибается, даже так глупо.
Но даже лезвия мало.
Даже из этой ловушки влиятельный мужчина мог бы вывернуться.
Если бы в момент совершения убийства он не насиловал бесчувственную несовершеннолетнюю девочку.
Виктор спустился по темным этажам, сел на скамейку у соседнего подъезда и достал пачку сигарет. Руки у него не дрожали.
«Как она вообще, черт возьми, на это согласилась?»
«Она любит меня. Точнее, тебя. А мы с тобой оба, Мартин, хорошо умеем убеждать. Не переживай, вот она идет. Смотри, живая и здоровая».
Виски сдавила знакомая боль. Отчаяние. И что-то покалывало язык, растекалось в горле горьким и вязким.
Чужая вина. Мартин молчал, не говорил больше ни слова. Это его любовь использовал Виктор, чтобы достичь своей цели. Без Риты у него бы ничего не вышло. Без него, Мартина, глупо влюбившегося в эту девушку, у него бы ничего не вышло.
Рита села рядом с ним, взяла у него сигарету.
— Что теперь?
— Зайдем в любое работающее кафе, я переодену рубашку, поедем на вокзал. Там в туалете сбрею волосы, потом сожгу вместе с одеждой. Вернусь домой и наконец-то посплю.
— Нет, Вик, дальше… Еще дальше. Мы все правильно сделали? Ты чувствуешь… облегчение?
— Ты же сделала это ради меня, солнце мое, правда? — прошептал он, двумя пальцами придерживая ее за подбородок. — Спасибо тебе. Мне не просто легче. Я почти счастлив, — солгал Вик.
А потом притянул к себе и поцеловал. Не пытаясь ничего изображать, не пытаясь скрываться — она ведь этого хотела. Ну так и пусть получит. Яд? А ничего, кроме яда у него сейчас нет.
И может, не будет уже никогда.
— А дальше, Рита, мы со стороны посмотрим, как будет развиваться этот спектакль.
— Но… даже если его посадят, ведь настоящий маньяк будет продолжать убивать, — прошептала она, ошеломленно касаясь кончиками пальцев губ.
— Значит, у него появился подражатель. Мало ли в мире психов, которые прячутся за масками других психов.
Рита не мигая смотрела на него исподлобья.
А потом запрокинула голову и расхохоталась. Если бы Мари могла слышать этот смех, она была бы довольна.
Виктор смотрел на нее и чувствовал только сытое, удовлетворенное тепло.