– Кисианское вино, – сказал Сетт. – Кажется, они делают его из риса. Или пшена. Есть еще чай, но не пей так быстро, его подают горячим.
– Зачем? – выдавил я еще более хрипло, чем раньше.
– Понятия не имею. Когда найду кого-нибудь, кто меня поймет, спрошу.
– А вода есть?
Сетт осмотрел стол.
– Кажется, нет. Они не слишком уважают воду. Считают ее грязной, и, возможно, здесь так оно и есть. – Он пожал плечами и хмуро добавил: – И добычу они не готовят целиком, по крайней мере здесь, во дворце. Режут ее на куски. – Он обвел рукой стол. – А лучшие части вообще не едят. Я видел, как они скармливают печень псам.
В желудке боролись голод и тошнота, я выбрал самый опознаваемый кусок мяса и откусил. Слишком много специй и странный соус, но голод все же победил, и я быстро затолкал мясо в рот, потом еще и еще. От еды заболел живот, но голод заставил меня продолжать есть, пока я едва не лопнул.
Пока я ел и пил, стараясь не заляпать и без того грязную и вонючую одежду, Сетт, словно часовой, стоял у двери. Он ничего не говорил и не шевелился, просто стоял, скрестив руки и глядя в пространство. Между его бровями залегла глубокая складка.
Когда голод был побежден, снова разыгралась тошнота, и я прижал все еще трясущиеся руки к животу. В носу стоял противный сладковатый запах непривычной пищи, и я откинулся назад, надеясь, что желудок ее не отвергнет.
Только когда тошнота немного отступила, я смог произнести:
– Ты ведь на самом деле не собираешься меня отпускать?
– Ты так думаешь? По-твоему, Дзиньзо оседлан для кого-то другого?
Я фыркнул и медленно встал, все еще держась за живот.
– Ты правда тайком высылаешь меня из города среди ночи, чтобы никто этого не видел? Что подумают люди? Что я умер? Что ты меня убил?
– Я не хочу, чтобы люди вообще о тебе думали. От тебя слишком много проблем, Рах. Послушай меня. Оставь Гидеона в покое. Оставь Йитти. Они сделали свой выбор, как и остальные Клинки, кто хочет новый дом и лучшую жизнь.
– У нас уже есть дом.
– Так иди, сражайся за него!
Среди экранов повисла тишина, наполненная пылью, запахом специй и ладана. В каждом вдохе я чувствовал вкус призрачных остатков чужой жизни, постоянно присутствовавшего напоминания о том, как далеко я от родных степей.
– Мне вернут клинок? – спросил я, пристально глядя Сетту в глаза.
– И ножи, если хочешь. Если тебе нужна замена сабле, которую ты бросил в Тяне, придется удовольствоваться кисианским мечом. Не особенно подходящая пара, но других у нас нет.
Кисианский меч мне хотелось не больше, чем есть их пищу, жить на их земле или завоевывать их города, но все же я кивнул, и губы Сетта растянулись в сдержанной улыбке.
– Пошли, найдем тебе чистую одежду.
По пути нам не встретилось ни единой души, весь внутренний дворец казался пустой могилой. Тела убрали, но остались сломанные экраны и ограждения, многие двери превратились просто в проемы, заваленные обломками и бумагой.
Зайдя в какую-то дверь, Сетт поводил перед собой фонарем, осветив вместо опрятной комнаты кучи сложенного по видам оружия в море одежды, кожаных доспехов и кольчуг.
– В основном тут все слишком маленькое, но несколько разрезов в нужных местах это исправят. – Сетт поставил лампу на выпотрошенный сундук и взял нечто из зеленого шелка. – Мундиры у имперской армии были неплохие, но от них почти ничего не осталось.
Я не желал носить кисианские вещи, но моя кожаная одежда видела столько грязи, что не хотелось даже об этом думать. Я много раз в ней сражался, и по коленям стекала кровь множества отрезанных голов. А здесь, несмотря на беспорядок, все выглядело свежим и чистым.
Сетт бросил мне шелковое одеяние. Оно скользнуло у меня между пальцами, цепляясь тонкими нитями за огрубевшую кожу. Я позволил ему упасть и разлиться по полу, как мерцающие зеленые воды залива Хемет.
И снова Сетт стоял молча, пока я обходил комнату, роясь в россыпях одежды. Штаны, которые я выбрал, были слишком тесные, рубаха слишком длинная, кожаная поддевка слишком тонкая, а плащ слишком тяжелый. Одежда была мне нужна, но врезалась в тело, от нее чесалась кожа, а чересчур тесный воротник душил как удавка. Под левантийским солнцем в таком одеянии можно свариться заживо, но, если кисианские дожди хоть наполовину настолько ужасны, как считали чилтейцы, я буду ему рад. Кошмарные дожди. Если бы чилтейцы не так сильно боялись воды, то, возможно, почуяли бы зреющий под самым носом мятеж. Или нет. Я же не почуял.
Я раскинул руки, приглашая Сетта оценить мой вид.
– Ну, как я выгляжу?