- Дак пусть тут дрыхнет, - возразил верный Санчо Панса. - Вон Генка все время пристает - дай, да дай подержать.
- Ага, Гена откроет дверь посетителю, а Перс спрыгнет и во двор. Его и в коридоре-то еле догнали, а в нашем дворе ни за что не догонят. Он же замерзнет, даже если вы его все же поймаете. Персидские коты теплолюбивые.
- Ладно, раз так, - сразу погрустнел Толик. - А Зося Пална щас у тебя дома?
- Да, она сегодня должна была сделать генеральную уборку. Завтра у меня собираются все мои друзья. Кстати, поможешь ей закупить продукты и напитки, таскать их на себе ей тяжело. Пусть экономка составит список, а ты сгоняй в "Седьмой континент". Каперсов и фаршированных оливок не забудь купить.
- Да знаю я, - не очень бодрым голосом отозвался спец на все руки, прекрасно осведомленный о вкусах начальницы. Видимо, ему не хотелось расставаться с сэром Персивалем.
- А в туалет Перс ходил?
- Ага. Умный такой. - Верный оруженосец сразу приободрился. - Насыпал я в его в корыто гранулы эти, а он сам туда залез и уселся. Спиной ко мне повернулся, видать, стеснялся, что я стою. Девки из магазина велели совок купить, ну, я и убрал совком. Ничё, не воняет. Я раньше кошек брезговал, а этот вовсе не вонючий. Голос уже подает. Позвал его: "Перс, иди сюда", - он запищал и ко мне бегом. А чё он не мяучит, Алка? Пищит только. Иль не умеет еще?
- Наверное, не умеет.
- Девки наши из конторы все время шастают и просют подержать. Затискают его совсем. Чё ж его руками-то всем лапать?! Живой же, не игрушка.
- Вот и вези Перса поскорей ко мне домой.
- Лады. А после я сразу в офис прикачу. У Генки чё-то с тачкой, просил подсобить.
- Ну, пока, Толян, не могу больше занимать телефон, жду важного звонка.
Через десять минут раздался звонок, и сыщик продиктовал ей адрес. Это оказалось сравнительно недалеко, в Раменках, и через полчаса Алла уже поднималась в лифте на седьмой этаж.
Дверь открыла дебильного вида нетрезвая деваха лет восемнадцати. На правой скуле, под глазом, цвел всеми цветами радуги здоровенный синяк.
- Чего надо? - придерживая рукой несвежий халат, расползающийся на груди, нелюбезно спросила она с порога, не собираясь приглашать гостью в квартиру.
- Василия желаю видеть.
- Нет его, - буркнута та, пытаясь закрыть дверь, но Алла успела подставить ногу, потом втолкнула девицу в прихожую и шагнула следом.
- Ты чего толкаешься? - заверещала девица.
- Раз ты меня в дом не приглашаешь, желаю сама удостовериться, что твоего трахателя нет дома.
Отодвинув её в сторону, Алла прошлась по квартире. Сморщила нос от стойкого запаха непроветриваемого помещения, пропитанного табачным дымом, винными парами, амбре от несвежего белья и прочих неароматных "ароматов".
- Как можно жить в таком свинарнике? - с брезгливой гримасой обратилась она к девице, которая следовала за ней по пятам, но уже молчала. - И как можно трахать тебя, такую грязную? - Алла оглядела её засаленный халат, сальные космы волос, несвежую кожу. - Сами свиньи и плодите таких же свиней, - сказала она, заметив в распахнувшемся халате округлившийся живот хозяйки квартиры. - Неужто ты, дурында, собралась рожать от этого ублюдка?
Та шмыгнула носом и оставила вопрос без ответа.
- Фингалом тебя Василий наградил?
Девица кивнула.
- Пьет?
Та пожала плечами.
- Это вы с ним вдвоем вылакали? - Алла пнула одну из пустых водочных бутылок, в обилии усеявших пол по всей квартире.
Деваха опять пожала плечами.
- Ну, и кого ж ты родишь от этого психопата и алкаша, а, придурошная? Такого же дебила, как ты сама? Или ещё похуже, учитывая наследственность папаши? Если он тебя лупцует беременную, то ведь урода произведешь на свет, неужели ты этого не понимаешь, а? Да ещё и квасишь по-черному.
И опять девица промолчала, таращась на гостью глазами, в которых не было и проблеска мысли.
- На психиатрическом учете состоишь?
- Нет, - наконец разродилась ответом та.
- А надо бы. У тебя же на лбу написано, что ты кретинка. Да, к тому же, алкашка. На дворе белый день, весь народ с энтузиазмом трудится, а ты уже пьяная в жопу, будучи беременной... Свезти, что ли, тебя в психушку... - задумчиво спросила она сама себя. - Подлечат тебя, мозги вправят...
- Не надо! - вскрикнула девица.
- Тебя как звать-то?
- Люба, - шмыгнула носом та.
- Ну и дура ты, Люба. Разве ты не знаешь, что твой хахаль Василий убил жену?
- Я н-не з-знала... - Девица так испугалась, что стала заикаться и задрожала всем телом.
- Он и тебя как-нибудь под горячую руку пристукнет. Или с балкона сбросит, опыт у него уже есть.
- Вася говорил, она сама...
- Ага, сама. Полетать решила. Врет он тебе, Люба. Держалась бы ты от него подальше, пока он не вышиб твои скудные мозги. Кстати, а откуда твой дружок Вася знает - сама или не сама Валя упала с балкона, раз давно не бывал у жены и даже не желает проводить её в последний путь?
- Я н-не з-знаю...
- А что же ты знаешь, дуреха? Умеешь лишь водку жрать да ноги раздвигать? Да ещё морду подставлять, когда твой психопат не в духе. Ладно, чего мне тебя лечить, по тебе психушка не просто плачет, а рыдает. На, передай своему ублюдку. - Достав из сумочки визитку, Алла протянула её Любе. - Пусть позвонит. Нам есть, о чем потолковать. И скажи, чтоб непременно пришел на похороны. В противном случае я закопаю его рядом с убиенной женой.
Оставив дебильную Любу с открытым ртом, Алла вышла из этой вонючей квартиры.
В лифте она подтянула полу шубы к носу, понюхала и сморщила нос:
- Я тоже вся провоняла. Мудрый Даль верно говорил: "Не тронь говна, вонять не будет". Но что поделать? Не могу послушаться его мудрого совета. Характер - это судьба.
- Сима, а в вашем Клубе только женщины? - спросила Олеся, когда они сделали покупки, сели в машину и тронулись в обратный путь.
- Да, это чисто женский Клуб. Клуб одиноких сердец, как мы его называем. Женских одиноких сердец. Мужчины нам не нужны.
- Мне трудно представить себе, как можно вообще отказаться от мужчин...
- Олеся, вы хорошая девочка, и вы мне нравитесь. И хотя я вижу, что вы силитесь меня понять, вы меня не поймете. Вы ещё слишком молоды.
- Да не так уж и молода, - рассмеялась Олеся. - И давно уже не девочка. Мне тридцать шесть.
- По сравнению с моими годами - совсем девочка. И даже если бы мы с вами были одного возраста, вам вряд ли удастся влезть в мою шкуру. Чтобы понять другого человека, надо пережить то же самое. Как говорится, сытый голодного не разумеет. А вы счастливая женщина, у вас семья, хороший муж, вы судите обо всем с позиции женщины, которую мужчина не обидел. А меня Гоша обидел так, что в какой-то момент я совсем потеряла себя. Растерялась - что делать, как жить дальше... Сейчас-то, когда вспоминаю свое состояние, сама на себя удивляюсь - ну, что такого, что муж ушел? Сплошь и рядом мужья бросают своих жен и уходят к другой, более молодой, более привлекательной, более сексуальной.
- Но эти женщины пережили это!
- Да ведь и я, как видите, пережила. Но в моей душе навечно остался рубец. Знаете, как бывает после травмы или сильного пореза - вроде, срослось, а шрам остался, и никогда это место не будет выглядеть гладким, как прежде.
- Это я понимаю. Любое потрясение оставляет в душе рану, и это долго не забывается.
- Вот именно. Забыть такое вообще невозможно. Нельзя усилием воли приказать себе не думать об этом. Нельзя забыть, когда каждый день натыкаешься на что-либо, связанное с бывшим мужем, - то на вещи, которые вы вместе купили, то на фотографии, где мы оба молодые, счастливые, смеющиеся, то звонит старая приятельница, с которой давно не виделась, и приглашает нас обоих в гости, и нужно или что-то врать, или все объяснять. Хочется все забыть, но не получается.
- Сима, но ведь, как я понимаю, прошло всего несколько лет. Со временем постепенно все сгладится.
- Возможно. Но пока я живу в настоящем дне. И говорю вам о том, что чувствую в данный момент. А эта рана немного затянулась, но ещё окончательно не зарубцевалась. Очень трудно смириться с ощущением своей ненужности, брошенности. Помните, у Анны Ахматовой: "Брошена... Придуманное слово. Разве я цветок или письмо?..". Вот и у меня такое же ощущение недоумения, растерянности и негодования. Я, как и любая другая женщина в моем положении, ощущаю себя ненужной. Но я не цветок, не письмо, не старая тряпка. Я самодостаточная, всеми уважаемая женщина, многого достигшая в жизни собственным трудом, вырастившая хороших детей. А Гоша одним своим поступком перечеркнул все. И всю нашу семейную жизнь, и наше прошлое, в котором, что ни говори, было немало хорошего, и меня, как женщину. Использовал и выбросил. Цветок завял, письмо уже прочитано и не имеет ценности, тряпка сослужила свою службу и уже не нужна. Мужчины, в отличие от женщин, не живут воспоминаниями. А я все помню.