Мама задумчиво посмотрела на него и сказала мне:
— Чего я пожелала бы тебе, Игорек, — это Славкину память и Славкино чувство юмора.
— Чувства юмора у меня и своего как-нибудь хватает! — несколько обидевшись, возразил я.
— Да вот, к сожалению, не всегда… — справедливо отметила мама.
— Тетя Катя, — нравоучительно и довольно тонко ввернул тут Славка, — «если вам подают кофе, не старайтесь искать в нем пиво». Это сказал Чехов, и он был прав!
Нет, Славка все же явление сложное. Мама на него поглядела с удивлением, но тут же сказала, что, конечно, и Чехов прав, и цитата очень к месту, и вообще она неудачно выразилась, но моя меланхолия ее беспокоит и хорошо бы мне малость встряхнуться.
— Правильно! — радостно завопил Славка, снова впадая в свой привычный шутовской тон. — Зря ты это, старик! «Несчастный случай может произойти даже в самых порядочных семьях», как тонко подметил Диккенс, но нельзя же так прочно закисать по этому поводу! Геродот сказал: «Лучше быть предметом зависти, чем сострадания», а ведь я тебе сейчас не могу позавидовать, старик. Нет, вот именно, я тебе сострадаю! И куда же это годится, вдумайся! Напрягись! Поупражняй мускулы воли! «Худший из недугов — быть привязанным к своим недугам», сказал Сенека Младший. А Сервантес, которому доставалось в жизни как-нибудь побольше, чем тебе, заметил: «В несчастии судьба всегда оставляет дверцу для выхода». А уж он-то знал, что к чему и почему!
— Слушай, хватит с меня цитат, заткни ты свой фонтан хоть на время! взмолился я. — И какой же, собственно, выход ты предлагаешь мне?
— «Лучший выход наружу — всегда насквозь», как сказал Роберт Фрост! Ладно, могу и без цитат. Пойдем, старик, наружу! Погуляем! Вот тебе и выход на первое время будет.
Это неожиданное предложение почему-то так сбило меня с толку, что я некоторое время тупо молчал, глядя на Славку.
— Ну его, не хочу я гулять! — вяло запротестовал я потом.
Но Славка немедленно процитировал Руставели:
— «Не прислушивайся к сердцу и к велениям страстей! Делай то, чего не хочешь, а желанья одолей!»
И мама его поддержала — дескать, погуляй, чего дома киснуть в такую погоду. Я глянул на крепко спящего Барса и четко осознал, что больше всего на свете мне хочется лежать рядом с ним и чтобы никто меня не трогал. Тяжело вздохнув, я поднялся и пошел сменить рубашку. Славка ходил за мной по пятам и щедро пичкал всякой премудростью, позаимствованной у мудрецов всех времен и народов. Привел, в частности, весьма нелестное суждение Марка Твена о способности человека использовать счастливый случай:
— «Один раз в жизни фортуна стучится в дверь каждого человека, но во многих случаях человек в это время сидит в соседнем кабачке и не слышит ее стука».
Этот афоризм я прочно запомнил потому, что каких-нибудь полчаса спустя он мне снова пришел на ум, при совершенно иных обстоятельствах…
Глава восемнадцатая
Если вы держите слона за заднюю ногу и он вырывается, самое лучшее отпустить его.
Наверное, зря я послушался Славку. Удовольствия мне эта прогулка доставила маловато, а насчет пользы… Ну, а если б я не вдохновился Славкиной идеей и не попал из-за этого сюда, в больницу, что тогда было бы? Трудно сказать. Одно знаю определенно: из лаборатории меня вытурили бы. И вообще я бы совсем распсиховался и все равно попал бы в клинику, только в другую. Так что нет худа без добра.
Я еле плелся, рассеянно слушая неумолчный оптимистический треп Славки, и все на свете мне было противно, в том числе и собственная персона. Я до того отупел и увял, что Славка прямо захлебывался от восторга, когда я вел краткий, но весьма симптоматичный по уровню разговор со своей бывшей одноклассницей Лерой Винниковой.
Мы только вышли из дому. И тут Лера идет навстречу. Я ее не видел с самого выпускного вечера — может, она уезжала из Москвы, не знаю. Но она все такая же вроде, тоненькая, беленькая. Только лицо посерьезнее стало и вместо кос модная стрижка. Я говорю: мол, привет, как живешь и все такое. А она отвечает, что работает в каком-то министерстве и что у нее сын перешел во второй класс. И тут я как-то совсем уже обалдел. Надо же! У этой малышки Лерочки сын-второклассник! И выходит, что я… Да нет, ничего я тогда не успел подумать, а только захлопал глазами и спросил первое, что на язык полезло:
— И что ж, он уже читать умеет?
То есть я хотел спросить, любит ли он читать, но получилось глупо. Лерины серые глаза с черными крапинками у зрачков вдруг расширились, — это она так злилась.
— Интересно, как это можно перейти во второй класс, не научившись читать? Ты бы еще спросил, умеет ли он говорить!
— Чу, бывает… — неопределенно пробормотал я, сгорая со стыда.
Лера фыркнула и ушла, не попрощавшись. Славка был счастлив. Он так веселился, что прохожие оборачивались.
— Ты не с того конца начал, старик! — еле выговорил он, всхлипывая от наслаждения. — Ты бы прямо спросил: а он живым родился? Тоже ведь бывает! Ой, не могу! «Какая забавная штука — человек, когда он надевает камзол и штаны, а рассудок забывает дома!» — как говорил в таких случаях Вильям Шекспир.
— Слушай, я домой пойду, — тоскливо сказал я. — Неохота мне людей сейчас видеть.
— Понимаю! Вполне! — мгновенно посерьезнев, заверил Славка. — Только зачем же домой? Не хочешь людей — пойдем к зверям. Вот он, Зоопарк-то!
Я подумал, что это и вправду неплохая идея. И мы пошли покупать билеты.
Оставался примерно час до закрытия, народу в Зоопарке становилось все меньше, и это меня очень устраивало. Я вообще любил ходить в Зоопарк по вечерам, перед закрытием. Ни шума, ни крика; посетители ходят либо поодиночке, либо парами. И народ это чаще всего тихий, вдумчивый: подолгу стоят у клеток и вольеров и любуются павлинами, оленями, тиграми, медведями.
Вечер был ясный, тихий, слегка уже посвежело, на дорожках лежали длинные тени, и сквозь деревья просвечивала желто-алая полоса на западном горизонте. Тут было хорошо и спокойно. Даже Славка постепенно умолк и притих. И мне стало легче на душе — настолько легче, что все страхи вдруг показались несерьезными. Ну, подумаешь, беда какая — на работу вернуться, к добродушному Александру Львовичу, к Юрию, к Леночке… да и вообще хороших людей там хватает, и просто смешно воображать, что они тебя будут терзать расспросами, не такой это народ… Но нервы у меня все же были здорово разболтаны. Я, например, долго не замечал, что бормочу свои мысли вслух и что Славка с восторженным удивлением таращит на меня глаза. Потом я спохватился — и меня в жар бросило от конфуза.
— Ты все правильно говорил, старик, чего стесняться? — подбодрил меня Славка. — Давай-давай дальше. С умным человеком и побеседовать приятно. Знаешь анекдот о червяке на прогулке? Он долго беседовал с другим червяком, а потом выяснилось, что это был его собственный хвост.
Я с досадой отвернулся. Славке, видимо, стало жаль меня. Он шел некоторое время молча, потом заговорил серьезно, не паясничая.
— Слушай, Игорь, а почему бы тебе не поговорить вот с ними? — Он повел рукой вдоль вольера с павлинами, мимо которого мы шли.
— Почему именно с ними? — удивился я, глядя на белого павлина, распустившего свой перламутровый хвост.
— Да с кем угодно из здешних. Ты же с Барсом сейчас работать не можешь, с Мурчиком тоже. Вот и психуешь. Сенека Младший сказал: «Даже самые робкие животные, если у них нет другого выхода, пытаются вступить в борьбу для самозащиты». И он же справедливо отметил: «И после плохой жатвы нужно снова сеять».
Я даже остановился. Действительно, как это такая идея не пришла мне в голову раньше? То есть в самом начале всей этой истории я об Зоопарке думал, а потом забыл начисто. Ну, в первые дни было просто некогда. А вот после провала мне следовало вообще как можно больше времени проводить здесь — ведь на меня прогулки по Зоопарку всегда действовали очень успокаивающе и освежающе. Мама раньше, бывало, скажет: «Пойдем родственников навестим, благо они по соседству живут». А теперь и она, как нарочно, ни разу даже не вспомнила про Зоопарк… Нет, Славка все же молодец! Идея совершенно правильная. Надо поупражняться.