Барс протяжно простонал почти человеческим голосом. Мне стало как-то не по себе. Ну, войдите в мое положение: совсем недавно, часа три-четыре назад, я мирно лежал на тахте, и кот так же мирно лежал рядом, и оба мы были вполне довольны друг другом, и все было нормально. А тут начинаются ни с того ни с сего какие-то чудеса: я становлюсь гипнотизером, кот выполняет приказы, а теперь сам от меня чего-то требует и пробует разговаривать… Черт те что, словом… И почему вот так, вдруг?
Но хоть у меня и образовалась этакая неприятная пустота под ложечкой, я не намерен был отступать. Да, впрочем, куда и как отступать-то? Сделать вид, что ничего не случилось, и попросту не обращать внимания на странное поведение Барса? Я бы этого все равно не смог. Но что же было делать? Я старался припомнить, что мне еще известно о гипнозе. Можно внушением вызвать мнимый ожог, даже волдырь. Можно в состоянии транса добиться такого сильного и стойкого напряжения, что все тело одеревенеет, и тогда можно положить загипнотизированного головой на один стул, а ногами на другой, и тело будет лежать прямо, как доска, ничуть не провисая, хоть садись на него. Н-да, все это любопытно, но мне сейчас ни к чему. Не хочу я ни обжигать Барса, ни превращать его в доску. А говорить… Ну, а что, если попробовать? Да нет, это же сумасшествие!.. А если все же?.. "
Скажи: мама!» — мысленно потребовал я и постарался представить себе, что кот говорит «мама».
Барс беспокойно задвигался, несколько раз открыл пасть, судорожно глотнул и вдруг странным, напряженным, гортанным голосом довольно отчетливо проговорил:
— Мам-ма!
Я вскочил. Мне стало страшно. За окном мокро шелестели и хлюпали автомобили, скрежетал по рельсам трамвай, за стеной сосед ловил по радио какую-то станцию, пробиваясь сквозь вой и грохот разрядов, и все было так обычно, а тут передо мной сидел мой кот, который никогда в жизни не разговаривал и вдруг сказал «мама».
— Барс, ты это всерьез? — глупо спросил я.
Барс подмигнул мне. Ему явно не терпелось продолжить начатый разговор. Я ущипнул себя за руку и охнул от боли: нет, конечно, мне это не снилось.
— Ладно, — сказал я, покоряясь судьбе. — Может, ты даже понимаешь, что означает слово «мама»?
Барс опять подмигнул и слабо мяукнул. Я готов был поверить уже во что угодно.
— А что ты еще умеешь? — жалобно спросил я. — Уж выкладывай сразу, не стесняйся, чего там. Может, ты летаешь, или ездишь на велосипеде, или носки штопаешь? Сознавайся!
Барс напрягся и опять выговорил:
— Мам-ма!
Я с ужасом посмотрел на него и кинулся к телефону.
— Володя, прошу тебя, приезжай! — плачущим голосом сказал я в трубку. Нет, ничего я не могу объяснить по телефону. Хватай такси, скорее, пожалуйста, скорее! Если хочешь застать меня в живых!
О Володе я уже говорил. А почему я именно ему позвонил, вы, наверное, понимаете: он — человек серьезный, а это позарез было необходимо в такой сногсшибательной ситуации…
После разговора с Володей мне вроде полегчало, и я решил немного поэкспериментировать с Барсом.
— Ну ладно, — с деланной бодростью произнес я, усаживаясь на тахту рядом с ним. — Посмотрим, что ты еще умеешь. Например, скажи «мясо».
При слове «мама» я вообще ничего себе не представлял, а если бы и представил, то, наверное, свою маму, а не кошку Дашку. Ну, а мясо я вообразил точно — сырое, свежее, аппетитное. Барс облизнулся, а потом четко произнес:
— М-мяя, — и сделал какой-то гортанный выдох вместо второго слога.
Этот результат меня несколько приободрил: все же никакая тут не мистика, а гипноз, и кот действительно может произносить лишь то, что позволяет ему конструкция глотки. Я начал проверять этот тезис: внушал Барсу слова: «кошка», «лапа», «рыба», «молоко». Я все это представлял себе как можно яснее, так что Барс понимал, о чем идет речь. Но на слове «молоко», четвертом по счету, пришлось прекратить эксперимент: я устал, а Барс еще больше. Как он старался, бедняга! Прямо наизнанку выворачивался, стараясь выговорить эти слова, — и ничего не получалось. Наконец он жалобно мяукнул и лег, тяжело дыша.
— Бедняга ты мой! — сказал я с раскаянием. — Замучил я тебя, котенька!
Тут Барс поднял голову и сказал «мама» уже довольно легко, без напряжения, а главное — я понял, что он хотел этим выразить: я, мол, сам хочу разговаривать, я стараюсь.
— Ну, знаешь! — только и смог я сказать, и некоторое время мы оба молчали, глядя друг на друга.
Барс так тяжело дышал, что его пятнистые, леопардовые бока ходуном ходили. Я уж начал пугаться за него.
— Заболеешь еще, — сказал я. — Давай бросим эти все штучки, ну их!
Барс поднял голову и очень внимательно поглядел на меня. Потом сказал:
— Мам-ма! — очень сердито и даже будто бы с вызовом.
Я только руками развел.
Тут позвонил Володя.
— По-видимому, я застал тебя в живых, — глубокомысленно заметил он. — Ведь ты вроде жив?
— Пока, — мрачно ответил я. — А там видно будет.
Володя снял свою немыслимо шикарную черную куртку и баскский берет, провел рукой по темным, гладко зачесанным волосам. Я смотрел на него и думал: «Ну как я ему объясню, что произошло? Он же просто не поверит. А Барс может не захотеть при постороннем проделывать все эти штучки. И выйдет, что я вру. Или что я — псих. Ну и пускай!» Думая об этом, я невольно оглянулся на дверь в комнату. И Володя спросил:
— Кто у тебя там?
— Никого! — нервничая, проговорил я. — То есть там Барс.
— Интересная новость! — иронически отметил Володя. — А все же: что случилось?
— Идем, — сказал я. — Сам увидишь…
Пока я путано и сбивчиво объяснял Володе, что случилось, Барс лежал молча и все глядел на меня. Я заметил, что он не стал ласкаться к Володе, как делал всегда, и не кидался брюхом вверх, требуя внимания, не приставал ко мне, а только лежал и таращил на меня свои громадные круглые глаза.
Володя тоже молчал и тоже таращил на меня глаза, только не круглые и не желто-зеленые, как у кота, а карие и продолговатые, хотя слегка округлившиеся от изумления. Вид у него был сейчас не слишком солидный и даже несколько обалделый — да и что удивительного! Но когда я окончил свой бессвязный рассказ, Володя только мотнул головой и сказал вполне спокойно:
— Что ж, продемонстрируй! Надо посмотреть, как это выглядит.
Вот. Уж такой он, Володя Лесков, мой приятель. Очень солидный и очень надежный. Скала. Гранит. Не какая-нибудь там соломинка, за которую хватаешься, ошалев от страха, а надежная твердая почва. Другой бы начал молоть всякий вздор насчет нервов, мерить мне температуру или просто решил бы, что я его разыгрываю. Володя, конечно, был потрясен — еще бы, шутка сказать! Совершенно все неожиданно и даже как-то нелепо. Но Володя умный. И он думает быстро, умеет моментально оценивать события. Меня он слушал достаточно долго, чтобы понять, что тут не розыгрыш (да я никогда бы и не подумал его разыгрывать так по-дурацки) и что я в своем уме. К тому же он и на Барса посматривал, а один этот неподвижный внимательный взгляд Барса чего стоил! Словом, Володя поверил, что дело серьезное, но он не умеет попусту ахать и охать, а потому сразу перешел к анализу.
Я немного сомневался, захочет ли Барс демонстрировать свои достижения при Володе. Но Барс немедленно откликнулся на приглашение. Для начала он сел на тахте и, глядя на Володю, сказал:
— Мам-ма!
Володя даже вздрогнул слегка, несмотря на всю свою выдержку. Однако тут же спросил деловым тоном:
— Ты, значит, его не усыпляешь, а просто даешь словесное внушение?
— Словесное, и подкрепляю образами. Но только сейчас я ему ничего еще не внушал. Это он по собственной инициативе действует.
Тут Володя, видимо, слегка усомнился — да и что удивительного! Он хмыкнул и повертел головой.