— Имейте в виду, коллега, что ваше нерабочее настроение явно относится к разряду инфекционных болезней. Мне тоже на минуточку захотелось бросить микробиологию и перейти на другую работу.
— Куда же именно? — неестественно спокойным голосом осведомился я.
— Какая разница куда? Ну, например, в театр музкомедии.
Н-да, сомневаться не приходилось. И не знаю, что делал бы мой почтенный шеф в оперетте, а вот я-то вполне спокойно мог бы переходить на работу в цирк. Даже без кота. Обеспеченный заработок.
И все равно — ничего не поймешь! Ну ладно, оказалось, что у меня способности гипнотизера. Ну, а кот-то? Говорящий кот? С ним как быть? Гипнотизеров на свете не так уж мало, а говорящие коты пока встречались только в сказках. Кот в сапогах, например, разговаривал куда почище Барса, а гофмановский Кот Мур даже записки вел и стихи сочинял. Но Барс — он-то ведь не сказка, он пять лет живет в квартире № 78, на четвертом этаже большого московского дома, дерет когтями мебель, играет с бумажкой и три раза в день ест тресковое филе, мясо или сырую печенку. И вот вчера, на шестом году своей кошачьей жизни, он заговорил и стал поддаваться гипнозу. Все же интересно — ну почему раньше этого не было, за все пять лет? Ни у меня, ни у него? Ладно, это дело десятое, пока надо основные проблемы решать. А как их решать? И, кстати, что делать с этой моей расчудесной способностью, если она действует так спонтанно и бесконтрольно? Нечего сказать, роскошные у меня взаимоотношения наладятся с окружающими, когда вся эта штука обнаружится, а она ведь непременно обнаружится — шила в мешке не утаишь!..
Нет, работать я сегодня определенно не могу. Что же делать? Сказаться больным? Но домой мне как-то неохота идти. Поехать в Ленинку, разыскать там Володю? Зачем? Я ему только мешать буду, а он этого не любит. Нет, больше невозможно тут сидеть, да и Александр Львович скоро увидит, что я бессовестно лодырничаю, и начнет меня воспитывать. Лучше уж в кино пойти… Правильно, вот это идея, пойду-ка я посмотрю польский фильм «Поезд»! Говорят, отличная штука! Да, но Александр Львович скажет… А ну-ка, постой, сейчас мы его обработаем.
Я уперся взглядом в затылок шефа и начал мысленно диктовать целую серию поступков. Александр Львович исполнил все в точности. Он встал, подошел к моему столу и озабоченно поглядел на меня.
— Игорь, вы мне сегодня не нравитесь! — сказал он. — А ну-ка, дайте сюда ваш гениальный лоб!
Слова я ему не внушал — только эмоции и поступки. Он приложил свою узкую сухую ладонь к моему лбу. Лоб у меня был разве самую малость горячей обычного — я устал от напряжения, но Александр Львович, как и следовало, ощутил прямо-таки обжигающий жар.
— А почему было сразу не сказать, что у вас температура? — укоризненно спросил он. — Немедленно отправляйтесь домой и зовите врача! Вызвать вам машину?
Это он тоже в порядке личной инициативы говорил. Но тут незачем было тратить силы на внушение: я знал, что если Александр Львович сочтет меня больным, то реакция его будет однозначной.
— Спасибо, я сам доберусь, — умышленно вяло проговорил я. — Наверное, я вчера простудился и что-то раскис. Уж вы меня извините.
— А за что извиняться, если вы больны? — резонно возразил Александр Львович.
Я испытывал угрызения совести, но не очень сильные. Работать я все равно не мог, и причина тому была, как хотите, не менее уважительная, чем какой-нибудь заурядный грипп. Следовало обдумать, не стану ли я злоупотреблять своими новооткрытыми способностями, поскольку соблазн большой, а я по природе ярко выраженный лодырь, но такие размышления можно было отложить на потом, и я это немедленно проделал. Кто-то из Славкиного арсенала мудрецов и остряков сказал: «Никогда не откладывай на завтра того, что можешь сделать послезавтра», — так вот я, признаться, всю жизнь охотно следовал этому правилу, хоть и узнал о нем лишь недавно.
Вышел я на Ленинский проспект и зашагал куда глаза глядят. Вчерашней непогоды и в помине не было, солнце светило вовсю, зелень была чистая, яркая, блестящая, и слоняться по улицам было бы вполне приятно, если б не эти проклятые мысли.
Мыслями это даже и называть не стоит — меня захлестывали эмоции, до того интенсивные и разнородные, что я то и дело морщился и тихонько охал от страха и растерянности. В конце концов я заметил, что прохожие на меня оборачиваются, и сообразил, что ходить по улицам мне вообще неудобно — чего доброго, встретишь кого-нибудь из института. Я добрался до кинотеатра, «Поезд» там не шел, я все равно купил билет на ближайший сеанс. Фильм оказался прескверным. Я досидел до конца, но смотрел не на экран, а на голубоватый световой поток над темными рядами. И мне было страшно. Да, в основном страшно. Можете считать меня трусом — пожалуйста, сколько угодно! А только хотел бы я знать, как вы чувствовали бы себя на моем месте.