— Положим, можно было бы голос Барса на магнитофон записать.
Я сначала решил, что это блестящая идея, но потом вспомнил, как невропатолог говорил насчет гипнотических ожогов и что если Барс его укусит, то это все равно не будет доказательство, — и остыл. Они вполне могут сказать, что это мой голос записан, а вовсе не кота. И что ты с ними поделаешь?
Иван Иванович вздохнул, снял Пушка с колен и переложил на широкий поручень кресла.
— Давайте-ка я вам покажу, над чем работаю, — сказал он.
Работа его, насколько я смог понять при таком беглом ознакомлении, очень и очень интересная и перспективная. Написана она тогда была примерно наполовину, но материалы Иван Иванович все уже собрал. Материалов этих у него гора, и все так аккуратно подобрано; все на карточках, с четкой и детальной классификацией — просто залюбуешься! Название он пока придумал такое: «История и перспективы наших взаимоотношений с соседями по планете». Вернее, это подзаголовок, а название он еще подыскивал: что-нибудь краткое, броское, интригующее; не знаю, нашел ли теперь… И уж чего там только не было — бионика, педагогика, освоение космоса и проблема контакта с иными цивилизациями, борьба против фашизма и мещанства, мифология и геральдика!.. То есть такая уйма работы за всем этим стояла, что я от души позавидовал: мне бы так уметь! Сидит человек и пишет. Никто его не заставляет, никто ему не помогает, не финансирует работу, не гарантирует хоть в какой-то степени издание…
— А зачем мне это? — удивился Иван Иванович. — На свою персональную пенсию я как-нибудь проживу со всей этой компанией. Тянуть я с этим делом долго не намерен — максимум еще месяцев десять потребуется, по моим расчетам. Здоровье у меня не очень-то надежное, а возраст такой, что с каждым годом к могиле ближе, это понимать надо. Значит, тянуть особенно нельзя. С другой стороны, и гнать через силу не следует. И зачем же мне при таких условиях договор?
А потом он начал объяснять мне, почему считает таким принципиально важным мой контакт с Барсом или вот контакт Герки с Мурчиком:
— Мы вчера говорили о многом, и Виктор очень интересные прогнозы делал. Но одно мы безусловно опустили, очень важное. Вот, предположим, все будет примерно так, как обрисовал Виктор: абсолютно мирное сосуществование и дружба людей как между собой, так и с животными. Синтетическая пища для всех плотоядных, а также нейрохимия снимут всякие хищнические инстинкты. Размножение будет продуманно регулироваться при помощи той же нейрохимии и гормональных препаратов. Отлично! Тогда остается вопрос: а что же будут делать животные?
— Ну… жить в свое удовольствие, вероятно! — предположил я.
— Нда… Смотря что считать удовольствием. Подумайте! Будет снято все, что сейчас наполняет жизнь животного в естественных условиях: поиски пищи, нападение или защита, охрана потомства. Нормальный человек скучает без работы; здоровое животное тоже будет скучать. Это хорошо знают, например, в зоопарках. Да и в домашних условиях это заметно. Ваш Барс наверняка очень скучает. Кстати, иначе он и не рвался бы так к контакту с вами! Кошки — животные не стадные, они обычно живут в одиночку, кроме периодов, когда воспитывают детей. И вот, если мы заранее не продумаем эту проблему, она в будущем может обернуться серьезной опасностью.
Я пока не очень-то понимал, что из этого следует. Но Иван Иванович разъяснил, что, по его мнению, путь тут один — развивать и разумно использовать врожденные способности и склонности животных. Воспитывать их. А для этого нужен полноценный контакт. И тут телепатия — один из самых естественных и надежных путей. До сих пор этим совершенно фактически не занимались. Да и вообще психика животных только начинает всерьез изучаться, и потенциальные возможности каждого вида нам фактически неизвестны.
— Ничего мы тут толком не знаем, — говорил он. — Не решен и вопрос, мыслят ли животные. Этот вопрос в советской науке пока не разработан по-настоящему. Да и во всем мире тоже. Животное ведет себя не так, как человек, и приписывать ему человеческие побуждения, пытаться анализировать его психику, исходя из человеческой логики, действительно нельзя. Но методика анализа пока очень несовершенна, нет надежных критериев. Например, знаменитый естествоиспытатель Фабр наблюдал, как жуки-могильщики ловко закапывают дохлого крота, устраняя всякие препятствия. А потом он им подстроил штучку: прикрепил труп крота к металлическому пруту, наискось вбитому в землю. Перегрызть этот прут жуки, естественно, не смогли, а подкопать не догадались: в природе не существует таких прочных прутьев без глубоких корней в почве. Фабр считал, что это доказывает отсутствие разума у жуков. Не знаю, есть ли у жуков разум, но знаю, что это не доказательство его отсутствия. Польский зоопсихолог Ян Дембовский совершенно справедливо замечает, что и человека можно поставить в условия, где он будет вести себя аналогично этим жукам. Например, если его запереть в комнате, дверь которой откроется лишь при условии, что он почешет левое ухо. Даже самый хитроумный человек не додумается до такого решения, потому что оно с нашей точки зрения алогично. А если он случайно почешет левое ухо и при этом откроется дверь, то вряд ли он даже сможет обнаружить связь между этими двумя фактами. Понимаете? Мы пока просто не имеем достаточных оснований для ответа на вопрос: могут ли животные мыслить? А ответить на него надо. От этого зависит, можно ли всерьез думать о воспитании и дальнейшем развитии животных. И как проводить это воспитание?