Я застыл над спящим человеком, сжимая в руке нож и стал пересчитывать прожитые мною годы. Их было невероятное множество – слишком много, чтобы вынести без жертв.
– Через шестьдесят или восемьдесят лет… в общем, совсем скоро, мне исполнится две тысячи лет.
Я подумал, что мне совсем не обязательно обманывать свою юную спутницу; ведь вряд ли она поверит в мою правду. Но она осталась спокойной, будто мой возраст был в порядке вещей.
– А как тебе удалось прожить так долго? – продолжала спрашивать она.
Я начинал злиться.
– Меня прокляли.
– Это не похоже на проклятие.
– Поверь. Смерть – во много раз приятнее и слаще, чем многие люди о ней думают. Она не лучше жизни. Но этот мир – совсем не стоит того, чтобы жить в нём так долго, как я.
– И за всё это время тебя никто не пытался убить?
– Пытался.
– И не получилось?
– Я убегал, – улыбнулся я, – всё-таки, мне хочется жить, когда моему существованию угрожает опасность.
Когда я произносил эти слова, один глаз спящего несчастного невольно открылся, чтобы взглянуть на надоедливый источник шума. Когда до его пьяного сознания дошла мысль, что он видит не чьё-то случайное лицо – а лик глаза его собственного убийцы – уже второй глаза его открылся и упал на мою спутницу, стоящую у меня за спиной.
Я увидел, как его рот раскрылся, чтобы завопить от ужаса. Мне стало ясно, что отвлекаться на разговоры больше невозможно; и в тот же миг ударил его ножом прямо в сердце, не желая пачкать себе одежду реками крови, как если бы перерезал я горло.
Поэтому, он смог перед смертью выкрикнуть последнее своё слово на родном языке. Я услышал его – и это было последнее, чего я только мог ожидать:
– Oppassen!
Это означало – «берегись»!
Моё недоумение заняло всего полсекунды. Затем, я всем умом и телом ощутил, как что-то холодное пронзило мою кожу; и затем стало жарко, как в Аду. С давних лет мне знакомо это чувство.
Я упал на колени и повернул свою голову в сторону убийцы, надеясь, что она ещё не успела скрыться. Это была моя спутница – она ещё несколько раз ударила меня ножом, пока я не свалился без сил.
Последним, что я увидел перед тем, как потерять сознание – была она, покидающая комнату и спускающаяся по лестнице.
Перед своей смертью мне хватило сил улыбнуться; ведь я знал, что всё это – ненадолго.
Несчастный рядом со мной, как я думал – был уже мёртв. А за маленьким окошком на стене тем временем – становилось синим небо и подымалось солнце. Наступал новый день, стирая из памяти ночь.
Интермедия Вторая
Мы шли по Хрещатику в сторону Майдана Незалежностi, как какой-то нищий преградил нам путь. Он сказал:
– Вы думаете, что знаете куда идёте; но вы ошибаетесь! Там, – он указал в сторону площади, – вас ждёт только горе. Такое, каким оно постигло меня, всю страну; и такое, какое ждёт и вас!
И убежал.
Вокруг, как всегда: бродили толпы людей; и остановивший нас бродяга неопределённого пола быстро скрылся среди них, направляясь, наверное, в сторону какой-нибудь станции метро.
Киев, в который мы прибыли утренним поездом, встречал нас весело.
Уже и не вспомню в который раз я снова здесь; и в который раз я снова вижу этих чудаков, всегда умевших поднять мне настроение.
В Киеве, как и в любом большом городе, единственное, что меня привлекало – это его ритм жизни. Во всех этих пейзажах, застывших в постоянном движении – я каждый раз прочитывал гимн вечной жизни, состоящей из множества коротких – таких же бессмысленных, сколько прекрасных. В таких городах легко проходит время; хоть и сам Киев, почти во всём, меня только разочаровывал. Но это не важно. Вопрос: почему?
Потому что мы вместе; но, кажется, я немного заговорился. Совсем забыл, что рядом со мной находится милое и ранимое создание – куда моложе и ранимее меня. Её совсем не интересуют метафизические достопримечательности Киева, о которых я распинался перед ней битых полчаса – впустую потраченное время.
Когда я так много говорю и не встречаю сопротивления – мне постоянно приходится напоминать, что в мире существуют и другие люди кроме меня. Но, впрочем, на этом свете много чего существует – и всё ни про что.
– Хочу спать, – сказала она, но вряд ли обращаясь ко мне.
Она перевернула сувенирный шар с ёлочкой и искусственным снегом, который всегда носила с собой в рюкзаке. Затем, моя спутница долго смотрела, как маленькие звёзды так медленно падают вниз. Она там устала, что не осталось у неё сил даже на то, чтобы закрыть глаза и просто упасть головой на стол кофейни, куда я привёл её и где я надеялся слиться с толпой зевак.