И едва опять не потерял сознание.
По двору ходили немцы.
Самые настоящие. В серых мундирах и касках, которые архетипами остались в подсознании, вколоченные советскими фильмами. Сломав забор, засунул задницу во двор полугусеничный бронетранспортер – Шютценпанцерваген. Кажется, так Юрка говорил.
И говорили фашисты на немецком. Чего-то реготали, над чем-то ржали. Двое курили на завалинке около дома.
Леха сполз по стенке, судорожно хлопая себя по карманам в поисках "Примы".
А хренанас! Сигарет не было. И зажигалки тоже. Стырили, суки арийские.
"Вот я приложился башкой-то" – подумал Лешка. – "Зрительно-слуховые галлюцинации в полном объеме. Впрочем, и тактильные тоже"
В этот момент во двор въехал мотоцикл, судя по звуку. Чихнул и развонялся бензиновым угаром. "И обонятельные еще…" – меланхолично добавил он сам себе.
Во дворе завопили чего-то, забегали туда-сюда.
Лешка привстал до щели. И точно, приехал какой-то сухопарый чувак. С витыми погонами, в фуражке с загнутой вверх тульей. Быстро пробежал в дом, махнув лениво открытой ладонью солдатам. Через минуту оттуда выскочил боец и вприпрыжку побежал к сараю.
"А вот и большой белый писец пришел…" – подумал Алексей.
Дверь, невыносимо скрипя, открылась.
– Raus hier, beweg dich! – немец уточнил свои слова, показав направление стволом карабина.
Лешка на всякий случай поднял руки за голову и вышел из сарая. С каждым шагом его колотило все больше и больше. На ступеньках крыльца вообще едва не упал. В сторону повело как пьяного.
Конвоир жестко, но аккуратно схватил его за шкирку, не дав свалиться. Странно, но гансы не обращали никакого внимания на пленного. Хотя в фильмах обычно показывали, что они должны непременно издеваться над пленным и ржать как дебилы последние.
А эти вели себя совершенно не так. Один чистил шомполом ствол карабина, другой чего-то писал, наверно письмо своей фройляйн, третий вообще дрых под телегой. Никто не играл на гармошке и не гонялся за курицами. Впрочем, может быть, они их уже давно сожрали?
При входе в комнату Лешка едва не хряпнулся о притолоку многострадальной головой.
– Nehmen Sie Platz! – вполне дружелюбно показал ему на табурет в центре комнаты упитанный офицер в расстегнутом кителе. Сам он сидел за большим круглым столом, а тот тощий, что приехал – стоял в углу, слегка справа за спиной.
– Данке шён! – кивнул осторожно Алексей и сел на табурет.
– Sprechen Sie Deutsch? – приподнял бровь сидящий.
– Я. Абер зер шлехт… Ин дер шуле Лере.
– Klar… – И тут в голосе офицера появился металл – Name, Dienstgrad, Truppengattung, Einheit?
– Эээ… Вас?
– Имья, звание, род фойск, фоенная част? – подал голос стоящий.
– Что? Кто? Я? Я не военнослужащий. Я гражданский, не солдат. – Лешка усердно замотал головой.
– Antworte auf die Frage!
– Отвечайт на фопрос!
– Алексей Иванцов. Только я же говорю, я не военнослужащий.
– Warum hast du dann Uniform an?? – уставился на него сидящий офицер.
– Тогда почьему ит. есть ф фоенный форма?
Тут Алексей замялся не зная, что и сказать. Как тут объяснить то, если сам ничего не понимаешь?
– Господин… эээ…
– Herr Hauptman!
– Хер гауптман… – Лешка внутренне ухмыльнулся – Я форму снял с убитого, потому что своя одежда вся уже изорвалась, а ходить-то надо в чем-то?
Стоящий офицер быстро переводил гауптману. Тот кивал, записывал и, почему-то, морщился.
– Was fur ein Toter? Dieses Muster gibts weder bei uns noch bei den Russen?
– С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.
– Wie bist du hierher gelangt? Woher kommst du und wo willst du hin? Mit welchem Ziel?
– Как здьесь оказался? Куда и откуда шел? С какой целью?
– Живу я тут, герр гауптман, вернее не тут… Домой иду, в Демянск.
Немцы переглянулись.
– В Демянск? – переспросил длинный.
– Ну да, я там родился, потом родителей посадили и мы переехали в Вятку, потом меня призвали, но я сбежал, потому что не хотел воевать. Я этот… Свидетель Иеговы. Вот.
"Что я несу-то…" – с ужасом подумал Лешка.
– Von welchem Ermordetem? Es gibt keine solche Militarform weder bei uns noch bei den Russen.
– Послушай, Ифанцов, хватьит валять ваньку-встаньку. Нам не надо фрать. Это глюпо и бессмысльенно. С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.
"Млять… Чего сказать-то ему?" – пронеслось в голове. И неожиданно выдал единственную фразу на немецком, которую произносил без ошибок.
– Geben sie mir bitte eine Zigaretten!
Немцы переглянулись.
Тощий достал из кармана… Лешкину "Приму" и пластиковую китайскую зажигалку. Не спеша вставил в мундштук, не спеша прикурил и, также не спеша, подошел к пленнику. Затем наклонился вплотную и выпустил в лицо струю дыма.
– У тьебя ньет документов, ти в чужой формье, also… если вьерить тьебе. В карманах нет ничьего кромье этого – он показал "Приму" и зажигалку. – Ты ильи мародьер ильи дивьерсант. В любом случае тебя ждет расстрьел. Verstehst du?
– Ф-ф-ферштеен. – кивнул Лешка.
Немец кивнул в ответ и отошел, так и не дав покурить. Но и сигаретой не ткнул.
– Имья, звание, род войск, военная част? – повторил он свой вопрос. Гауптман громко зевнул.
– Я… Я не помню… Контузия у меня. Не помню ничего. Честное слово.
– Schteit auf! – неожиданно рявкнул в ответ тощий.
Лешка привстал с табурета. Тощий снова подошел к нему и без замаха, коротким тычком пробил в солнечное сплетение. Дыхание мгновенно остановилось, в глазах потемнело от боли и Лешка согнулся буквой "Г". И тут же колено офицера въехало ему в нос.
Пленник упал назад, брызнув кровавым веером из разбитого носа и опрокинув табурет. Очки разломились по дужке, но, слава Богу, не разлетелись на осколки. А то бы остался без глаз, военнопленный студент…
– Der Schweinerne Dussel! – пробормотал немец, с явным огорчением разглядывая кровавое пятно на брюках. – Der regt mich auf……
Гауптман опять зевнул и подошел к окну.
Пока они чего-то там балакали, Лешка кое-как пытался восстановить дыхание. В конце концов, получилось, хотя явно сломанный нос этому не способствовал. Зажав нос рукавом куртки, он встал, сглатывая кровь.
– Жиф? Ничьего… скоро мы тьебя расстрьльяем, польшевистский фанатик.
– Г-г-господин…
– Feldpolizeikomissar.
"И у них комиссары есть?!" – мелькнула удивленная мысль, но тут же уступила место боли и страху.
– Г-господин ф-фелдьп-полицайкомиссар… Я с-скажу в-в-все… – гундосо заикаясь, произнес Лешка.
– Sietzen! – рявкнул тот в ответ.
Лешка, повинуясь приказу, поднял одной рукой табуретку и присел на нее с краюшка:
– Я и в-вправду не з-знаю как здесь оч-чутился. С-скажите, сегодня к-какое ч-число?
– Тридцатое апрьеля тысяча девятьсот сорок второго года.
– А я из т-тридцатого ап-преля д-две тысячи п-первого. Я из-з-з б-будущего…
Фельдполицай поморщился и вмазал Лешке еще раз. По уху. Этого хватило, чтобы тот вновь свалился на пол.
Потом фриц высунулся в окно и чего-то гавкнул. В избу влетели два дюжих солдата, схватили Лешку под мышки и потащили в сарай. По пути пересчитали им все ступеньки и пороги.
Только в сарае уже Лешка несколько оклемался. Хотелось пить, но вот есть почему-то не хотелось. А еще хотелось умыться. Кровавые сопли – вот только теперь он понял, что такое "кровавые сопли" – подсыхали и стягивали кожу. Стреляло в ухе, саднило в носу…
Но больше всего хотелось жить…
Как-нибудь, но жить.
Лешка свернулся калачиком на охапке сена, ровно в детстве и попытался задремать…
– Обычный сумасшедший, герр фельдсполицайкомиссар. Попал на фронт, первый раз под обстрел и тронулся умом.
– Не сомневаюсь, гауптман. Я был под Оршей, когда русские первый раз применили свои "органы". Тех кто, выжил в том аду, списали поголовно. Одного мне даже пришлось пристрелить. Он лежал в траншее, палил в небо из пулемета и орал "огненные черти, огненные черти!". Меня волнует другое… – фельдсполицайкомиссар не заметил, как передернуло толстячка гауптмана. – Меня волнует другое. Его форма. Эти сигареты и эта зажигалка. Видите наклейку на зажигалке? "Сделано в Китайской Народной Республике". Китайской??? Но Китай воюет с Японией… Им не до мелочей. Японский протекторат? Манчжурия? Или Шаньси? Или Синьцзянь? Там черт не только ногу сломает, в этих китайских государствах…. Похоже это японцы. Они, хотя и наши союзники, могут приторговывать с Советами по мелочам. Второго фронта на русском Дальнем Востоке, к сожалению, мы до сих пор не имеем. Далее… Сигареты 'Прима. СССР' производства компании "ДЖ. Р. Рейнольдс Тобакко Компани. г. Санкт-Петербург" Американцы штампуют эти сигареты в забытой Богом Флориде и ленд-лизом поставляют русским. В эксклюзивном, экспортном исполнении.