– Оно понятно, товарищ комиссар. Как?
– Как сказано в уставе, товарищ лейтенант. А в уставе сказано, что никаких сложных маневров в ночной атаке оборонительной полосы не допускается. Войска наступают прямо перед собой.
– Я устав хорошо знаю, товарищ батальонный комиссар, – ответил Костяев. Только в нашем случае такая атака приведет к неоправданным потерям и невыполнению боевого задания.
– Войны без потерь не бывает! – воскликнул Рафаевич. – Пора бы это осознать за год. Если бы мы это понимали сразу, то не отступили бы до Москвы.
– Кхм… – кашлянул кто-то. За спиной комиссара разведчик Гырдымов выразительно постучал себе по лбу пальцем.
– Товарищ комиссар, может быть, перейдем к делу? – попытался успокоить Рафаевича Костяев.
– А выполнение приказа – это и есть самое главное дело!
– Это… – пробасил Коган. – Может, мы разведкой вперед пойдем? С партизаном?
– Боец Богатырев уже не партизан. С сегодняшнего дня зачислен бойцом.
Кирьян Васильевич смущенно кашлянул.
А комиссар побагровел:
– Это что такое? Что за бирюльки неуставные? – почти взвизгнул он, разглядев, наконец, на груди Богатырева кресты. – Немедленно снять!
Дед набычился, но снимать кресты не стал.
Комиссар подскочил и потянулся было сорвать 'Георгиев', но дед ударил его по руке и тихо сказал:
– Не тобой дадено, не тебе и снимать!
Побелевший лицом Рафаевич схватился за кобуру:
– Арестовать! Под трибунал! Расстрелять мерзавца!
– Товарищ комиссар… – облапил его Гырдымов. – Успокойся…
Рафаевич бурно задышал, а потом заорал на молоденького связиста:
– Эй, Якшин, быстро соедини меня с полком! Я доложу об этой белогвардейщине! Я не потерплю!
– Есть связь, товарищ батальонный комиссар!
Тот подскочил к аппарату:
– Товарищ полковник на меня совершено нападение белогвардейским выкормышем бойцом Богатыревым! Что? Я требую немедленного ареста!
В ответ полковник сказал что-то такое, от чего комиссар сдулся как воздушный шарик и стал похож посеревшим лицом на серую тряпку.
А потом положил трубку, потоптался растерянно на месте, а потом, надев фуражку, выскочил из блиндажа, крикнув напоследок:
– Я этого так не оставлю!
После небольшой паузы, Гырдымов пробормотал:
– Да, обрел ты врага, дед. И какого.
– Разберемся. Так… Чего ты там говорил, про разведку?
– Значит, мы выходим за час, прочесываем сколько успеваем лес, смотрим – как и чего. Если немцы есть – даем сигнал. Если только дозоры – тихо снимаем. Если нет – идете за нами.
– Согласен. Ровно в одиннадцать выходите. Если до ноля часов – тишина. Мы выходим. Сигнал для выхода – стук саперных лопаток. Без ракет и свистков. Бойцам передать – никаких разговоров, перекуров и бряцаний. Понятно? Свободны. А с комиссаром я поговорю, Кирьян Васильевич.
– Ну, пошли, дед к нам. Сходим сейчас в первую линию. Покажешь на местности – как вы шли… Кстати, комбат, есть идейка…
…– Где, интересно, дед застрял? – размышлял вслух Еж.
– Черт его знает… Давай у взводного спросим?
– Товарищ сержант?
– Ну?
– А куда нашего деда дели?
– Какого деда? Аааа… Ротный сказал, дед с разведчиками чаи гонять остался.
– Ничего себе? – удивился Еж. – Он там чаи, а мы?
– А мы сидим и бамбук курим.
– Мне вот еще интересно, как там Леонидыч. Докладывает, наверное, уже в штабе дивизии, как думаешь, Вини?
– Наверное… Ой, закапало, епметь… – Вини поднял голову. На ночном небе ни звезд, ни месяца.
– Хорошо… Немцы летать не будут.
– Они и так особо не летают. Не видел, что ли?
– Все равно хорошо. О, гитара где-то играет? В землянке вон той. Вини, пойдем, сыграешь что-нибудь! 'Мальчишек зеленых' давай!
– Обалдел, что ли? Какие еще 'Мальчишки зеленые'?
– Ну это… 'Мы жили под бомбами, мы плыли в понтонах, мальчишки зеленые в рубашках зеленых. Мы просто зарыты в земле изувеченной, спасенной земле и придумывать нечего…' Чего, не помнишь, что ли?
– Еж, ты совсем обалдел?
– Не понял…
Вини оглянулся по сторонам, никого вроде близко не было:
– Сейчас нам и этим мальчишкам в атаку идти, я им чего петь буду, как в землю зароют?
– Тогда спой… 'Бьется в тесной печурке огонь'
– Позже. Чего-то потрясывает…
– Заболел, что ли?
– Взвод! Приготовиться! – раздался голос комвзвода Прощина.
Гитара тут же замолчала. Бойцы разбежались по своим местам.
– Тишину соблюдать!
Лежали долго. Минут десять. Но они почему-то показались часом. Вини уже в который раз пожалел, что тогда оставил 'Командирские' часы – подарок отца в палатке. Боже, как давно это было… В другой жизни…
Где-то в дали раздались три удара саперных лопаток друг о друга.
– Вперед!
– А почему лопатками сигнал был? – спросил Еж у Вини после очередной перебежки.
– Не знаю. У взводного спроси! – шепнул Вини в ответ.
Еж подполз к комвзвода:
– Товарищ сержант, а товарищ сержант… – И получил легкий тычок кулаком под каску!
Еж спешно отполз обратно.
Казалось, что темнота вот-вот взорвется огнем.
И темнота взорвалась.
Музыкой.
Где-то в тылу несколько баянов вдруг заиграли 'Катюшу'. А потом грянул нестройный хор.
– Это еще чего? – обернулся Еж.
– Это чтобы враг не догадался… Вперед!
Немцы, вернее датчане, на высотке никак не отреагировали. Только пустили пару ракет в сторону певцов.
После 'Катюши' баянисты исполнили 'Трех танкистов', 'Лизавету', а на 'Синем платочке' рота уже была в лесу.
А вот тут отсутствие луны дало о себе знать. То и дело то кто-нибудь падал, споткнувшись о торчащие корни, то шипел, натыкаясь на сучки.
Взводные и ротные матерились сквозь зубы. Словно стадо лосей батальон перся через лес, хотя и прореженый артобстрелами.
Эсэсовцы, впрочем, никак не реагировали. Непонятно почему…
Тем не менее, к точке сбора подошли аккурат по назначенному времени.
Новоиспеченный комбат Игорь Костяев и командир взвода разведки Николай Гырдымов лежали, тихо обсуждая дальнейший план действий:
– Сняли мы две пары. Шатаются немцы по леску время от времени. Ветками закидали, но когда смена пойдет – они шум подымут.
– Надеюсь успеем. Ровно через пять минут после начала атаки полка твой взвод вперед идет. За ним батальон. Ровно через пять минуты после вашего броска. Тут метров триста, примерно. Постарайтесь броском – без криков и пальбы -ворваться на позиции минометчиков.
– Богатырев говорил, что прошлой ночью минометчиков, вроде как, наши ночники достали.
– За день могли новые подтащить. На позиции врываетесь, а тут и мы пойдем. Держитесь там. Минут за пять мы проскочим поле.
– Удержимся, комбат…
– Я по ротам.
– Давай. Игорь, а ты чего послал бы ординарца, ротных собрал бы…
– Самому надо посмотреть. И себя бойцам показать. Комиссара уже послал моральный дух подымать.
– Он наподнимает…
– Да перестань ты, нормальный мужик. Правильный только.
– Слишком правильный. Богатырев – мужик что надо. Оставишь у меня в разведке?
– Старый же он. Куда ему с твоими бугаями бегать? Я его вообще хотел в ездовые отправить после боя.
– Старый, старый, а по лесу ходит – веточка не хрустнет. И первую пару немцев он заметил. Сюда дошли – мои бугаи взопрели как слоны, а он хоть бы что!
– Посмотрим. Ездовым и от комиссара подальше будет.
– Тоже верно…
– Я ушел…
Как выяснилось, отставших и потерявшихся не было. Зато были первые потери. В первой роте боец наткнулся ногой на острый сучок и теперь еле шел. Ротный выделил двух бойцов ему в помощь. Отправлять обратно не стали. Короче через высотку добираться. Поэтому решили, что боец идет со всеми позади. Как раз доберется к концу атаки.
Костяев посмотрел на часы. Пять минут до атаки полка по фронту.