Я не помню, как отец отнесся к похоронке на первенца Василия, погибшего в боях под Ленинградом в конце 1942-го или в начале 1943 года, но хорошо помню, как в июне 1945 года почернел лицом, увидев, что переплывшая реку почтальонша застыла в нерешительности у лодки. Отец взглянул на нее и все понял:
— Ну иди, чего мнешься, — глухо сказал он почтальонш, — вручай, куда деваться… И стал дрожащими руками свертывать цигарку.
Михаила мы ждали домой, получив своем недавно письмо из-под Берлина. И вот на тебе похоронка: погиб под Магдебургом, не дожив пятнадцати суток до Победы. А ведь шел от Калинина…
Тяжело было смотреть на сразу сгорбившегося отца.
В 1944 году отец чуть не погиб. Трактористка засадила колесный трактор ХТЗ во влажную почву. Отец, будучи председателем колхоза «Трактор», отвечал за сроки проведения посевной перед райкомом партии, да и без этой ответственности он поступил бы так, как поступил. Сняв с заплота тяжеленную балку, принес ее за полкилометра, поднатужился, подсунув под задний мост колесухи, и… прободная язва! В условиях тогдашней районной медицины — верная скорая гибель. К счастью, подвернулся самолет до Красноярска, и отцы увезли туда. Вернулся он примерно через месяц, черный, исхудалый, бессильный. Пошел работать кредитным инспектором в госбанк, где и доработал до пенсии, но не успокоился на этом, продолжая активную партийную деятельность.
Помнится такой эпизод. Шел январь иди февраль 1951 года. Колхозы укрупнили, и парторганизацию основали за четыре километра от нашей деревни, в Игнатьевой.
Отец собрался на партийное собрание туда. Мать принялась его отговаривать, мол, и мороз на улице, и ноги у тебя худые (ноги у отца сильно болели, ходил, опираясь на клюшку), но отец не слушал ее. Ушел. Вскоре поднялась пурга. Ледяной ветер едва не сбивал с ног.
Наступила полночь. Темень, жуткие завывания вьюги. Отца нет и нет. Мать стала переживать, посылать меня встречать отца: ведь надо было идти через поле три километра, а там ни деревца. Легко заблудиться, сбиться с пути, увязнуть в снегу. Честно говоря, не хотелось и нос высовывать на улицу от теплой печки, но мать была настойчива, и я стал собираться, в это время хлопнула входная дверь, и отец, закуржавевший, с обледенелыми бровями, ввалился в дом. Мы бросились его раздевать, мыть стала растапливать железную печурку, чтобы согреть чай. Ворчала:
— Когда, старый, за ум возьмешься?
— Молчи, мать, — еле шевеля губами, сказал отец, — надо!
Вспоминается такой, очень характерный для отца эпизод. Год 1946-й. Колхоз «Трактор» на грани полного упадка. Трудно с тяглом, а надо приступать к весновспашке. Отец от зари до зари мотается по полям. Домой заглядывает, чтобы торопливо проглотить скудный завтрак, или не менее скудный обед, «забывая» иногда про ужин. Мыть пилит отца, ей жалко нас, малолеток, мы копаем лопатами огород в тринадцать соток. Норма полторы-две сотки на брата.
— Замантулил ребятишек… Какой ты председатель? Не можешь в колхозе лошаденку взять, чтобы огород вспахивать…
— Не могу, мать, — вяло отмахивается отец, — что люди скажут? Ведь они с меня пример берут…
— Пример берут! — всплескивает руками мать. — Да ты последние штаны донашиваешь. В чем ходить-то будешь?
— Ничего, мать, — бодрится отец, — из мешка сошьем…
Таков был отец-коммунист везде и во всем. Меня поражала вера отца в будущее, я видел, каким светом загорались его глаза, когда он говорил с людьми о коммунистическом обществе. Эта вера заражала, вдохновляла в очень трудные военные и послевоенные годы, когда казалось, что нет выхода из бедности, порой нищеты деревенской жизни. Вызывало недоумение то обстоятельство, что после войны жизнь стала еще хуже, чем во время войны. Мы не могли знать, что Сталин дал задание сделать атомную бомбу, а, по словами академика Курчатова, ее изготовление стоило в материальном отношении Великих Отечественных войны. Отец тоже не знал об этом, но верил, свято верил, что все наладится в ближайшее время. Так оно и случилось. Вскоре были отменены карточки, проведена денежная реформа, в магазинах появились кое-какие товары первой необходимости. Народ посветлел лицом, приободрился. Отец после тяжелой операции работал кредитным инспектором в банке, но активной партийной работы на общественных началах не прерывал ни на минуту, стараясь принести посильную помощь в улучшении жизни. Но сказать, что в те годы была очень высокой личная ответственность за использованием государственной техники в корыстных целях. Так был снят с поста председателя райисполкома некто Владимиров за то, что возчик, положенный ему по штату, несколько раз съездил на казенной, как тогда говорили, лошади за сеном, мукой и дровами лично для председателя. Очень строгие наказания были установлены и за другие прегрешения. Моральный облик коммуниста ставился на самую высшую ступень, а его идейный уровень определялся по степени бескорыстия. Попробуем применить подобные критерии в наши дни. Не уверен, что глубина убеждений многих нормам. Буду рад, если ошибаюсь.