— Заметно, что Дональд восхищается вашей… работой. Он очень хотел получить от меня часть берега этого озера, и вчера я согласился продать его. Я предполагаю, что он будет использовать его под развитие, и именно к этому он и хочет привлечь вас. В бизнесе у него сложилась репутация пробивного человека. И если уж он утвердил вашу кандидатуру — надеюсь, что на побережье нашего озера не появятся никакие архитектурные кошмары.
— Вы не понимаете, что в таком случае я буду вынуждена следовать подписанному контракту? Тогда ничего не зависит от вас, вы вынуждены это делать и все!
— Поэтому вы спрашиваете моего согласия?
— Я стараюсь быть настоящей леди.
— Поскольку от моего мнения ничего не зависит, я торжественно соглашаюсь. Но вам ведь понадобится рабочий кабинет?
— Будет вполне достаточно этой восхитительной спальни, — она вспомнила короткий комментарий Филлис Д'Арци по поводу комнат, которые были обставлены для нее. — Я… я прошу прощения, что я… в них и не…
Лицо Майкла, стоявшего у перил, казалось темным пятном на фоне покрытого звездами неба. Соня видела только вспыхивающий время от времени кончик его сигареты.
— Не стоит извиняться… ни в чем. Я вам рассказал в первый день, когда вы появились в Кингскорте, что у нас произошло. Вы должны быть рады, что эта леди смогла понять свою ошибку, прежде чем стало уже поздно. Надеюсь, зеленый цвет комнаты вас устраивает.
— Не стоит сердиться. Извините. Мне ужасно стыдно.
— Почему? Филлис лгала мне несколько месяцев. Если она сделала это перед самой свадьбой, то нет никаких шансов, что это не случилось бы потом. Не стоит тратить свое сочувствие на меня. Сейчас только моя гордость причиняет мне боль.
— Женщина, которая так поступила с вами, не стоит даже оскорбленной гордости. Спокойной ночи.
— Вам необходимо идти? Значит, вечер закончен.
— Я хотела заглянуть к Серене, если еще не поздно. Она была очень добра ко мне.
— Я поднимусь с вами. Самое интересное в таких приемах — это их обсуждение.
Они не сказали друг другу ни слова, в молчании поднявшись по широкой лестнице и перейдя в галерею.
«Она лгала мне несколько месяцев». — Эти слова снова и снова эхом раздавались в голове Сони, как отзвук их мерных шагов по галерее.
Что Майкл Фарр на самом деле думал об этом, как он сказал, "приеме", который для нее означал лишь необходимость быть неожиданно нашедшейся родственницей? О чем он переживал? Он сам объяснил ей. Теперь Соня могла понять, почему он был так холоден и сердит. Как несправедливо она оценила его сначала. И как мало она знала о мыслях, скрывавшихся за каменным лицом идущего сейчас рядом с ней человека.
Серена Фарр сидела за карточным столиком, когда угловатая Бэйтс ввела их в комнату. Ее бежевое платье немного уступало по цвету комнате, выдержанной в тонах цвета слоновой кости. Соня, поколебавшись, спросила:
— Вы собрались уходить?
— Отсюда? Нет. А зачем?
— Серена одевается к ужину даже тогда, когда ужинает одна, — вежливо объяснил Майкл, вмешавшись.
Его тетя посмотрела вверх на портрет строгого человека в белом костюме.
— Я ужинала не одна. Я ужинала с моим отцом. Садитесь, оба.
— Я надеюсь, вы не устали, Серена?
— Устала! Почему я должна устать! Мне никогда не надоедают вечеринки. Они дают мне заряд бодрости. Очень забавно встречать девушек, которых ты вырастила. Соня, вы заметили, там была женщина со старомодными манерами настоящей леди, с дряблой кожей, лицом, покрытым сеткой морщин, тонким, как щель, ртом? Она даже не имеет искусственных зубов! Она поинтересовалась: "Серена, а что носят в Париже женщины моего возраста?" Я смотрела на нее целую минуту — на женщину, которая позволила себе так выглядеть, а ведь она на шесть лет младше меня, — а потом сказала: "Дорогая, в Париже нет женщин твоего возраста".
Майкл улыбнулся.
— Вы когда-нибудь вспоминали этимологию слова сарказм, Серена? Оно происходит от греческого слова, которое означает "бить".
— Женщина, которая позволяет себе опуститься до того, чтобы так выглядеть, заслуживает хорошей трепки. Дело не в том даже, что она не следит за своей внешностью, у нее просто комплекс старой женщины, который поразил ее дух, и стер даже следы молодости, я слышала голоса на улице. Кто проходил через сад… Майкл?
— Д'Арци и Брандт.
— Вы видели их?
— Нет. Кузина… Соня и я остались в тени. Хватит с нас гостей на этом приеме,
— Д'Арци! Филлис начала опять изображать из себя лиану, и я заметила, что она начала обвивать этого Брандта. Почему бы и нет? Эти ползучие растения всегда обвивают дубы, и так будет всегда. Самое странное, что дубам это нравится. Все говорят, что мир изменился. Мужчины не изменились. Они все также расправляют крылья, когда девушки смотрят на них горящими глазами и мурлыкают: "Ты такой смелый и сильный!"
Соня засмеялась:
— Вы не верите в романтику, Серена?
— Благодарю Бога, что верю. Я из поколения, которое верит в нее, из поколения женщин, которые чувствуют легкую дрожь, когда глаза мужчины глубоко заглядывают в ваши, когда его губы становятся напряженными, а лицо белым, если это действительно происходит, когда он просит девушку выйти за него замуж. Но теперь я понимаю, что такое предложение надо делать слегка фривольно и нагловато: "Как ты насчет того, чтобы разделить со мной квартиру с тремя комнатами и кухней, милашка?"
— Так вот, как это надо делать в наше время! А я-то ломал голову, что же я не так сделал? — воскликнул Майкл.
Смех, появившийся в его голосе, его веселый взгляд, встретивший глаза Сони, вновь вызвали в ней волну негодования. Было ясно, что его безумное предложение выйти за него замуж стало для него теперь лишь поводом для шуток.
Серена Фарр положила карты, которые держала в руке:
— Майкл, я не видела тебя в таком хорошем настроении со времени твоей молодости, с тех пор, как богиня судьбы или не знаю что, находясь в печали, разбила волшебный шар благополучия этого мира на мелкие кусочки, с тех пор, как наступили эти тяжелые времена. Все последние годы ты несешь на себе столько ответственности и столько людей взвалили на тебя еще и свое бремя.
— Забудьте об этом, Серена… После этих слов я чувствую себя памятником. Вы разве не видите, что я сейчас на гребне волны?
Он рассмеялся и театральным жестом вскинул руку.
— "Мы покорим бурю". Вы устроили грандиозную вечеринку.
— Правда, ведь это была превосходная вечеринка? Я думаю, что мы успешно провели весь прием.
Соня вспыхнула румянцем при слове "прием" и взволнованно сказала:
— И не только прием. "Каждый должен видеть, что вы из семьи Фарров, встреть он вас хоть в просторах Арктики, хоть в бухте Тимбукту, хоть где угодно еще". Вы сказали мне об этом, наверное, пятьдесят раз.
— Я имела в виду то, что надо следовать представлениям толпы о том, как вы должны выглядеть. А вы ничуть не похожи на нашу семью. Поэтому Брандт пришел вечером снова. Ведь ясно, чего он хотел. Садись, Майкл, не слоняйся.
Майкл Фарр взял с полки костяного тигра:
— Вы разговаривали с ним, Серена?
— За несколько секунд до того, как Филл Д'Арци утащила его с вечеринки.
— Он говорил о земле?
— О земле? О какой земле?
— Значит, не говорил. Я согласился продать ему полоску земли между строящимся шоссе и озером — берег, где березовая рощица.
— Майкл! Неужели наши дела так плохи?
— Дела вовсе не плохи. Он сделал мне удивительно необычное предложение. Финансовая сторона его предложения такова, что я просто не понимаю, как судьба могла так расщедриться. Он собирается развить эти пятьдесят акров, поделив их на десятиакровые участки. Какой смысл платить постоянно растущие налоги на пустующие земли? Кроме того строительство обеспечит работой много людей…
— И не забудьте еще страждущих архитекторов. Мистер Брандт предложил мне заняться проектированием домов, Серена.