Кости затрещали от жесткой посадки, по мышцам пробежался электрический импульс от перенасыщения Силы, которая препятствовала повреждениям. Но треск асфальта и скелета женщины заложил уши всем, кто находился по близости, а девушка, несмотря на перенапряжение, слышала, казалось, как рвутся органы и кожа. Меч прожег грудную клетку незнакомки, оставив не только дымящийся след, но и вмятину от удара Силы, напоминающую маленький кратер. На землю стремительно вытекала кровь.
Женщина дернулась пару раз, захрипела, пытаясь выдавить слова, и Алена надеялась, что она умрет. Но нет, цеплялась за Силу, как за спасительную нить жизни. Девушка наблюдала за ее отчаянными попытками, и не нашла ничего лучше, чем прекратить страдания бывшей противницы. Легкий взмах руки и шейные позвонки с хрустом треснули.
Алена не испугалась вида раздробленного тела у себя под ногами, она не ощущала ничего, кроме колючей и холодной удовлетворенности. Пришлось задушить эмоции жесткой хваткой, чтобы сохранить рассудок чистым от посторонних эмоций: паника или гнев здесь ни к чему.
Но кое-кто, конечно, не собирался брать себя в руки.
— Господи… что ты наделала?
Алена медленно выпрямилась и перевела немигающий взгляд на Энакина, которого увиденная картина привела в шок — сначала от пугающего вида, а затем понимания, как это было сделано. Он не ожидал подобного поступка от спокойной скромной девушки, которая теперь смотрела на него без жалости.
— А ты видел, что она наделала? — Уточнила Алена, выключая световой меч. — Хотела убить.
— Да, но ты… ты ее превратила… это жестоко, Алена, — взяв себя в руки, Энакин с осуждением добавил: — Она мне хотела что-то сказать! Что скажет Совет, когда узнает?! Ты убила ее!
— Лучше бы, чтобы Совет не узнал об этом, — убрав меч на пояс, тихо отозвалась Алена, и чтобы у Энакина не возникло никакого соблазна, подошла ближе и шепнула: — Если не хочешь, чтобы они узнали о вас с сенатором.
Джедай. Нет страсти — есть ясность мысли (2)
Музыкальная тема:
Audiomachine — The Midnight Circus
Bastille — Blame
Удивительно, что можно обнаружить в тайных архивах. К сожалению, не имея звания магистра, Алена не имела и доступа туда, что, несомненно, печалило, поскольку запретный плод сладок. И понятно, почему.
Алена смотрела на голографическое изображение, фотопортрет Гавриэля, который сменился знакомыми фигурами Оби-Вана и Мейса Винду.
— Да, это он, — признала девушка.
После нападения неизвестной им пришлось доложить о ситуации магистрам, и буквально на следующий день, едва они с Энакином и Падме успели вздремнуть в новых апартаментах, поступил звонок. Заспанные и уставшие — Алена так вообще спала на диване, — в яркий солнечный день они выглядели нелепо.
— И кто он? — Спросил Энакин.
— Его действительно зовут Гавриэль, Гавриэль Тасар. Когда-то он служил в ордене и достиг звания магистра.
А почему бы и нет? Алена, несмотря на напряжение и искры, которые продолжали пролетать между ней с Энакином, тем не менее разделила с ним негодование.
— А почему мы о нем ничего не знаем? — Спросил парень. — Где он теперь?
— К сожалению, — продолжил Оби-Ван, — его искусила Темная сторона Силы, и он покинул орден. Позже он стал известен, как лорд Альзабар. Его пытались отыскать, остановить, чтобы он не наделал глупостей.
— Джедаи не переходят на Темную сторону без причины, — подметила Алена.
С кухни вернулась Падме, принеся поднос со свежезаваренным кофе. Не передать словами, насколько Алена оказалась рада горьковато-приторному вкусу. Со сливками так напиток богов. Она улыбнулась сенатору в благодарность. Пусть Энакин и идиот, злость на которого до сих пор не отпускала Алену, девушке-то какая разница? Любовь и любовь.
— Точнее, — вмешался Мейс, — он начал изучать запретные тексты, философию Темной стороны, оправдывая это желанием понять истинную суть баланса. Но понимание — это одно, однако он начал практиковать Темное искусство, и орден был вынужден попрощаться с ним.
Говоря об этом, мужчина не сводил пристального взгляда с ученицы, отчего в ее голове вспыхнул вопрос: «это что, камень в мой огород?». Пряча лицо за чашкой, от которой поднимался дурманящий аромат, девушке не составило труда сохранить невозмутимость.
— Но… почему все же мы его никогда не видели?
Энакин, в отличие от девушек, не притронулся к кофе. Видимо, ему больше требовался ромашковый чай.