Сила, которой она обладала, не так проста, как они с Гавриэлем думали. Алена посмотрела на свои руки и спустя долгое мгновение была вынуждена признать:
— Если бы ты получил эту силу, то, возможно, твои кошмары стали бы явью.
Энакин кивнул, но моментом позже спохватился и в недоумении посмотрел на девушку.
— О чем ты?
— Гавриэль не сошел с ума в одночасье только благодаря тому, что он прекрасно контролировал себя. Но контролировать себя мало, Энакин. — Алена вытянула руку перед собой и открыла себя для силы магнума: шепот в голове усилился, а пульсирующая энергия, едва уловимо отливающая фиолетовыми искрами, заплясала на ладони. — Эта сила взывает к твоей натуре, к желаниям и эмоциями, усиливает их.
Сжав ладонь в кулак и закрыв поток, Алена обернулась к парню.
— Она бы только усилила твои страхи.
— Ты не можешь знать этого наверняка, — упрямо заявил Энакин, отведя взгляд в сторону.
— Знаю.
— Тогда почему ты выглядишь нормально? — Возмутился он. — Только не говори, что убиваешь эмоции, я в это не поверю.
— Да, я стараюсь гасить эмоции, особенно сейчас. Но проблема в том, что, поняв опасность этой силы, я не рискнула ее использовать. Я… я говорила Гавриэлю, что это не безопасно, мы отыскали вовсе не то, что написано в древних текстах. И посмотри, куда привела его уверенность в себе.
Они помолчали какое-то время, слушая шум двигателей, наблюдая, как между высоток воздух рассекали аэрокары. Несмотря на возвращение, Алена ощущала себя невероятно одиноко и подавлено. Она боялась открыть себя Силе, поскольку энергия магнума моментально впивалась в нее острыми иглами. Чтобы выследить Гавриэля, ей приходилось бороться с сотнями голосов. Потребуется немало времени, чтобы не столько обуздать, сколько свыкнуться с сутью магнума. Гавриэль вот решил не церемониться с убиенными душами, и что в итоге?
— Я не верю, — первым нарушил паузу Энакин, — не верю, что ты ничего не чувствуешь. Что у тебя нет желаний, что убиваешь все в себе, это не так. Я видел, с какой любовью ты смотрела на своего падавана, как улыбалась юнлингам, как злилась на меня часто, да и на других, особенно на магистра Винду.
— Я не говорила, что ничего не чувствую. И ты не… — «представляешь» хотела сказать она, но подумала, что Энакин как раз-таки и представляет. — Не знаешь, что творится у меня внутри. Я по собственной воле вернулась на Корусант, поставила благо незнакомых людей выше своих желаний, выше Гавриэля, который дал мне практически все, что у меня есть.
— Не правда, у тебя ведь есть Иона, и ты сама.
— Иона… — Алена грустно улыбнулась и покачала головой. При упоминании девочки ее сердце болезненно сжалось. — Если бы не Гавриэль, мы бы никогда с ней не увиделись. Если бы не Гавриэль, она была бы мертва. Это он спас ее три года назад, Энакин, он выкрал из племени, а я оказалась там случайно. Судьба свела нас троих… они самые дорогие люди в моей жизни.
— Неужели орден для тебя совсем ничего не значит? — Озадаченно спросил парень. — Джедаи растили тебя, дали дом, научили владеть Силой.
— А что было до этого? Я была слишком маленькой, чтобы помнить, настоятели только говорили, что мои родители отдали меня из-за страха, что меня убьют сепаратисты, ведь я родилась в ужасном месте. Но правда ли это? Действительно ли меня забрали по доброй воле?
— Не говори так!
— орден был в упадке двадцать лет назад. Это сейчас у нас много учеников, но до сих пор никто не поднимает большой шум из-за очередного одаренного ребенка в наших рядах. Все знали, что я выкрала Иону, но никто не настоял, чтобы я вернула ее.
— Потому что на Шафу ее бы ждала верная смерть.
— Надеюсь, что только из-за этого.
Воспоминания о первом визите на Шафу до сих пор вызывали дурноту и страх. Когда она столкнулась с Гавриэлем, убегающим с Ионой от толпы воинов, желающих вернуть ребенка ради жертвы, то не задумывалась, чью сторону принять. Алена не знала ни мужчину, ни девочку, но Сила подсказала, как поступить. Даже пылающий красным цветом клинок не испугал ее. Тогда ей казалось, что, разделившись с Гавриэлем, она никогда с ним не пересечется вновь.
Кто бы мог подумать.
— Они для меня все, Энакин. Я люблю Гавриэля, он для меня стал учителем, другом, опорой… кем-то большим. Мы жили в отвратительных условиях, пока пытались сломать защиту магнума, но это было самое лучшее время. Я была свободна мыслить, свободна чувствовать, любить и быть любимой. Даже после ритуала, несмотря на его помутившийся разум, я надеялась… надеялась, что все будет хорошо.