Больше мы ничего обсудить не успели, потому что подошли слишком близко, и оба генерала поклонились. Это показалось мне хорошим началом. С первого взгляда ничто не напоминало о том, что они не кисианцы, как указал Мансин, разве что генерал Йасс носил более короткие волосы, чем принято даже у военных, а генерал Алон – окладистую бороду. И говорили они с явным южным акцентом.
– Ваше величество, – сказал генерал Йасс, и, вместо того чтобы заполнить краткую тишину каким-либо комментарием или вопросом, как другие генералы, оба застыли в ожидании, пока я не скажу, чего от них хочу.
Их нежелание заполнять паузу просто ради того, чтобы ее прервать, нежелание говорить попусту, одновременно сбивало с толку и вызывало восхищение.
– Как я вижу, вы предпочитаете говорить только по делу, а не болтать о пустяках, – сказала я.
– Мы никогда не были при дворе, ваше величество, – ответил генерал Алон. Так странно было не видеть движений его губ и мимику лица под бородой. В какой-то степени борода была маской. – Мы простые солдаты.
– Тогда позвольте мне перейти сразу к делу. Как вы наверняка понимаете, новые императоры и императрицы, чтобы чувствовать себя… менее уязвимыми, обычно требуют от генералов немедленно принести присягу. Видимо, этого потребовал мой брат, но я не стану, если вы считаете, что верность надо заслужить. Такая честность внушает уверенность, что вы не предадите меня, и надеюсь, если мои решения придутся вам не по нраву, вы скажете это мне так же откровенно, как я сейчас.
С колотящимся сердцем я выискивала на их лицах признаки того, что они понимают и ценят мое решение, но ничего не могла прочитать. Когда я закончила речь, они просто поклонились, и мне стало не по себе.
И вдруг генерал Йасс заговорил:
– Мы ценим вашу прямоту, ваше величество. Мы не можем поклясться в верности тому, кто этого не заслужил, но сражаемся за Кисию, и пока вы сражаетесь за Кисию, мы на вашей стороне, с присягой или без.
– И мы не убиваем ударом в спину, – добавил генерал Алон с хриплым смешком. – Мы бьем в лицо.
Я выдохнула с облегчением и не могла не ухмыльнуться – мое лицо наверняка привело бы матушку в ужас.
– Вы с честью и доблестью служили моему отцу, великому императору Кину Ц'аю, и я рада, что продолжаете служить империи.
– Ваше величество, – откликнулись оба.
Мы пошли дальше, дав возможность генералам поесть, и, оказавшись вдалеке от их ушей, я ожидала комплимента по поводу того, как хорошо справилась. Но Мансин хранил молчание, даже не указывал на других офицеров или зоны лагеря на нашем пути.
– Вы не хотите поздравить меня с удачным разговором, министр?
– Мне кажется, есть грань между слишком официальным и слишком… развязным поведением, ваше величество.
– Что более развязного было в моем разговоре с ними? Боюсь, я ничего такого не заметила, – отозвалась я, уязвленная несправедливым упреком.
Я подняла взгляд, но Мансин ответил, не посмотрев на меня:
– Они ведут себя по-другому, но вы императрица. Это Кисия, а не горы. Подстраиваться под них – это проявление слабости, а в вашем положении не следует разговаривать в таком тоне с варварами.
Он говорил с укоризной, но его слова наполнили меня таким разочарованием, которое я не могла не только высказать, но даже объяснить.
– Только с варварами? – с обманчивой холодностью спросила я.
– Скажем так – особенно с варварами.
– Они что, более серьезная угроза моей добродетели?
Он неодобрительно посмотрел на меня и нахмурился.
– Это неподобающий разговор.
– Да, вы правы, неподобающий. – Я остановилась. – Я устала и хочу отдохнуть в своем шатре перед советом.
Министр Мансин поклонился.
– Ваше величество.
Я в одиночестве возвращалась в центральный шатер, погрузившись в размышления. Вокруг царила шумная суета, но она успокаивала бурлящие в голове мысли, которые я и улавливала-то с трудом, гнев мешал их ухватить.
Перед моим шатром стоял в карауле солдат. Судя по его лицу, он хотел сообщить что-то важное. Я устало вздохнула.
– В чем дело?
– Ваше величество, у вас гость.
– Гость? Кто?
– Я.
Когда я обернулась на звук знакомого голоса, у меня перехватило дыхание. В нескольких шагах от меня стоял генерал Рёдзи. Рёдзи, который тренировал нас. Рёдзи, который был самым преданным охранником моей матери. Рёдзи, в которого я вонзила клинок в ту ночь, когда защищала императора Кина во время переворота, устроенного моей матерью. И это после всего, что Рёдзи для меня сделал.
После пережитого он не стал выглядеть хуже, только постарел. Или, быть может, я просто никогда не видела его без мундира.