– Есть.
Теперь все внимательно меня слушали.
2
«Не возвращайся. Ты никак не сумеешь остановить доминуса Виллиуса», – сказал Ясс, но я не послушала. И теперь лишь надеялась, что успею услышать его упрек «Ну я же говорил», прежде чем умру.
Я стояла на коленях, медленно вдыхая и выдыхая. Колени ныли, в животе пылал пожар, и я изо всех сил старалась не закрывать глаза.
– Капитану Лашак с Клинками Намалака придется остаться, – говорил Гидеон у потрескивающего очага. Я так хотела подползти поближе к теплу, но не смела. – Они только что вернулись, а кто-то все равно должен находиться здесь. Каждый день прибывают новые беженцы из Мейляна, и в городе становится тесно.
– И это лишний раз доказывает, что народ верит в своего императора, ваше величество, – ответил Лео Виллиус. Всего несколько дней назад я видела его мертвый раззявленный рот. Дней? Больше похоже на целую жизнь, прожитую на коленях. – Но при всем уважении к капитану Лашак, вы уверены, что она со своими Клинками здесь нужна? Конечно, они могут поставить шатры, но никто из них толком не умеет строить и не знает кисианского. – Лео ненадолго прервал свою тщательно продуманную речь, и мне не в первый и даже не в сотый раз захотелось вырвать его лживый язык. – Уверяю, ваше величество, мои люди с радостью все сделают сами. Честно говоря, в такие времена слуги Божьи полезнее солдат.
Скажи «нет». Скажи «нет». Он или всех перебьет, или обратит против тебя.
– Твои слова не лишены мудрости, – сказал Гидеон. – И с капитаном Лашак у нас будет два гурта Клинков и половина моей личной гвардии.
Не отправляй никого из гвардии!
– Я был бы больше уверен в успехе с тремя гуртами Клинков, – ответил ему Лео, продолжая игнорировать мое существование. – Но если поблизости больше никого нет…
– Судя по последнему сообщению капитана Таги, они с Менесором э’Карой сейчас у Сувея.
Прекрати рассказывать ему, кто где находится!
– От Атума э’Яровена нет известий… – Возникшая пауза показала, что о моем присутствии помнят. – Можно было бы отозвать Инжит, но, несмотря на разрушение Мейляна, мне досаждают слухи, что императрицу Мико провозгласили на юге правительницей.
– Да, слухи тревожные, – согласился Лео, и я почти поверила в его искренность.
Какое-то время раздавался лишь звон кубков и плеск вина. Эти двое медленно жевали, толком не понимая, что едят, а комната наполнялась сладким и пряным ароматом мяса и имбирного супа. У меня заурчало в животе.
Наконец в дверь поскреблась служанка, и под ее осторожными шагами захрустели старые циновки. Перекрывая звон убираемой посуды, Лео снова заговорил:
– Думаю, сегодня утром хорошо бы вам навестить беженцев, ваше величество.
Слова звучали как предложение, но им не являлись.
– Да, – отстраненно ответил Гидеон, будто его мысли витали где-то далеко. Этот человек пошел на все ради своего народа, ради нашего будущего. Как же так вышло, что я позорно стою на коленях, а Лео Виллиус восседает на почетном месте?
Если слышишь меня, Лео, знай, я снова убью тебя. И снова, и снова, и снова, пока твой бог не махнет на тебя рукой.
Заскрипела кожа, и Гидеон с долгим вздохом поднялся из-за стола.
– Я встречусь с беженцами, которые прибыли накануне.
– Как пожелаете, ваше величество.
Я услышала шорох ткани и звук шагов, остановившихся прямо передо мной, но не подняла взгляд, это не разрешено. Однако прекрасно представляла себе его насмешливую улыбку. Не так давно я колотила по этому лицу, пока оно не превратилось в кашу и больше не могло улыбаться. И ничего хорошего из этого не вышло.
– Не устала еще стоять на коленях, Дишива? – ласково произнес этот ненавистный голос.
Я не ответила.
– Вернувшись, сначала я хотел увидеть, как ты умираешь, – продолжил он. – Но Гидеон приговорил тебя стоять на коленях. Я и не думал, что какой-нибудь левантийский обычай может понравиться мне больше, чем отсечение твоей головы, однако вот она ты, с позором стоишь на коленях… Сколько ты еще продержишься? Как скоро усталость, голод и жажда сведут тебя с ума и уничтожат, как ты позволила им уничтожить меня? Как скоро ты отбросишь свою драгоценную честь и встанешь, чтобы сражаться за жизнь?
Я снова не ответила, но в крови кипела ненависть к этому человеку, упорно не желавшему умирать. Я могла бы вскочить и задушить его, но добилась бы только собственной погибели.
– Надеюсь, я буду здесь, когда ты сломаешься. Когда унизишь себя в глазах ваших нечестивых богов, как бедняга Рах. Это будет более чем справедливо.