— Я ищу Андрея Ильича Несмеянова, — сказал молодой человек.
— А вы-то кто?
— Я его отец Илья Сергеевич Несмеянов.
— Я дико извиняюсь, — произнесла Евкодимова в стиле своих учеников. — Я дико извиняюсь, но что-то вы как-то…
— Понимаю! — засмеялся Илья Сергеевич. — Молодо выгляжу?
И рассказал Валентине Макарьевне свою историю. Двадцать лет назад он попал в автомобильную аварию, ушиб голову и пролежал в коме восемнадцать лет, четыре месяца и три дня, полностью сохраняя внешность; его пытались разбудить, приглашали специалистов со всего света, поскольку об этом уникальном случае сообщалось во многих газетах мира, специалисты ничем не могли помочь, только изучали. И вдруг он проснулся сам. Полгода учился заново ходить, говорить, принимать пищу, и вот уже больше года он — обычный человек. По паспорту ему сорок пять, фактически же двадцать шесть, двадцать семь, поэтому он и выглядит почти ровесником сына.
Евкодимова выслушала и поверила.
Вот почему. Когда-то она верила в реальный прогресс и преподавала историю и обществоведение. Потом оказалось, что реальный прогресс хоть и возможен, но находится в совершенно другой плоскости, чуждой всяких идеалов. Она очень переживала. Ей необходимо было во что-то верить, чтобы хоть чем-то уравновесить неверие в честность мужа. Она ведь думала, что он изменяет ей, потому что пять лет назад нашла в кармане его пиджака яркий пакетик с эротическим предохраняющим изделием и надписью «CAPRISE». Больше всего ее возмутило слово «CAPRISE», которое она, как человек образованный, отлично поняла. Каприз, значит?! Евкодимов оправдывался, говоря, что он сам не может понять, как к нему попал этот гадкий предмет, он и в супружеской-то жизни сроду не пользовался этой мерзостью и не интересовался подобными вещами. Он не знал, что этот предмет шутки ради подсунули ему хмельные подчиненные сослуживцы, чествуя его на банкете в ознаменование пятилетия его службы в управе, — забыв об этой шутке на другой же день. И вот она ему не верила. Поэтому она сходила в церковь и поверила в Бога. После этого она была готова верить во что угодно. Поверила и рассказу Ильи Сергеевича Несмеянова.
Но все проще. Илья Сергевич это придумал, он не попадал в аварию и не лежал в коме.
Он жил обычным порядком. Но не старел. Он не старился, вот и все. Двадцать с лишком лет он сохранял молодежный вид, вес, рост. Уже сыну стало за двадцать, и они стали выглядеть как два брата-погодка.
Из-за молодой внешности Илья Сергеевич не мог продвинуться по службе. Правда, он этим и не заботился. Он жил идеалами общественной жизни и духом конфронтации. Он дождался зрелости сына и вошел в его комнату, задорно потирая руки, и задал вопрос:
— Ну? Как тебе то-то и то-то? — и указал на ряд бессмысленных действий тогдашнего правительства.
— А никак, — ответил Андрей, потягиваясь со сна.
Илья Сергеевич смутился.
Решил подойти со стороны эстетической. Мать в это время была в командировочной поездке. Отец вечерком, порубив огурчиков, налил сыну и себе водочки и сказал:
— Устроим праздник души! Будем до утра стихи читать!
Андрей водки выпил, пару стихов послушал и сказал, что хочет спать.
Затем произошли значительные государственные события. В столице пахнуло пороховой гарью. Илья Сергеевич бурлил. Он хлопнул сына по плечу и воскликнул: пришло, брат, наше время!
Сын лишь поморщился: плечо было накануне расцарапано его невоздержанной интеллектуальной подругой.
Илье Сергеевичу стало горько.
Он тогда проанализировал увлечения сына и завел разговор о молодых культурных явлениях, говоря со знанием дела, но без подлизывания. Сын усмехнулся без усмешки, глазами.
Жена Ильи Сергеевича, мать Андрея, говорила мужу: сделай что-нибудь! Ну, бороду отрасти! Ну, седину подкрась в волосы! Илья Сергеевич отрастил бороду, подкрасил седину — и стал похож на студента, которому вздумалось зачем-то рядиться внешностью в подстарка.
Уходи от меня, сказала тогда жена. Мне сорок три, а тебе и двадцати пяти не дашь. Люди смеяться будут.
— Мне с тобой хорошо, — возразил Илья Сергеевич. — И я только с виду такой. Я внутри уже больной весь, — соврал он.
— Я не такая дура, — сказала жена, — я не извращенка — с малолетним жить!
И они развелись — как раз после уезда Андрея в Полынск.
И вот, когда полынцы разобрались, что из себя представляет Илья Сергеевич Несмеянов отец сына, они плюнули. Бздоев развязался и продолжил запой с новой силой. Лычко, надев новый мундир, каждый час строго проходил мимо гостиницы, где остановился родитель. Бабушка Панагина писала новую жалобу на то, что ждешь, ждешь справедливости, а приезжает одна шушера, от которой ничего не зависит. Евкодимова вздохнула с облегчением. А Калина Юрьевна, болеющая душой, как завуч, за учебный процесс, сказала: делайте что хотите, но если ваш сын к работе не приступит, я в суд подам. Девке его этой, ей едва пятнадцать, вы это помните?