Выражение его лица почти всегда приветливое, открытое, располагающее. Но взгляд, вне зависимости от времени суток, усталый, оценивающий; нос тонкий, очень чувственные губы, делающие его похожим на ребенка. Волосы он не стрижет слишком коротко, зачесывает их назад, если идет на работу, или оставляет в творческом беспорядке, если на выходном. И почти всегда на его лице можно видеть легкую щетину. Трудно представить, как он умудряется сохранять ее в постоянном виде на протяжении вот уже последних двух недель?!
Но кроме прочего ей прекрасно были заметны тонкие морщинки в уголках его глаз. Особенно когда он уставал. Как-то он рассказал, что во времена своей молодости носил серьги. Тогда она детально изучила его ушки и обнаружила следы от проколов – действительно, напоминание о юности и беспечности!
Ей было очень трудно представить его с проколотыми ушами и светлыми полосами мелирования на его черных волосах. И, тем не менее, это тоже было. Однажды он признался ей, что лет десять назад у него были длинные волосы. Это маленькое откровение стало для нее приятным сюрпризом, поскольку в свои пятнадцать она с ума сходила по таким парням. Она и сейчас обращала на них внимание, но... Столько всего произошло с тех пор. Такая пропасть разделяет ее пятнадцатилетнюю и ту, что есть сейчас. Однажды она отказалась от всего, что ей было дорого и что по-настоящему увлекало, как отказываются от старых воспоминаний, пряча фотографии в коробке из-под конфет на самую дальнюю полку. С глаз долой - из сердца вон.
Она отвела взгляд от Евгения и попыталась совладать с подкрадывающимися воспоминаниями.
- Все в порядке?
- Да.
- Хочешь поговорить?
- Я уже все тебе рассказала.
- Давай все же поговорим. Иначе я с ума сойду от всей этой каши в голове.
- Хочешь, я приготовлю для тебя чай? – с тех пор, как они начали жить вместе, в его квартире появился нормальный чай – черный и зеленый, и еще зеленый с жасмином.
- Было бы неплохо, - он устало улыбнулся.
Она соскользнула с дивана, отложив книгу в сторону, и отправилась готовить чай. Евгений присоединился к ней через пару минут. Он открыл окно и прикурил сигарету. На миг ей показалось, что сегодня он не такой, как всегда. Сердце больно кольнуло – неужели? На глазах непроизвольно выступили слезы – она не хотела, чтобы он менялся. Она несмело подошла к нему, коснулась его руки:
- Послушай, с тобой все в порядке?
Он удивился.
- Да, а что?
- Ты выглядишь странно.
- Я просто сегодня очень устал.
- Устал? – она пытливо рассматривала его, скрестив на груди руки.
- Тааак, ты же не думаешь, что я, эм, теряю свою внутреннюю красоту? Или думаешь? Ты серьезно так думаешь?!
Он рассмеялся, а она, смутившись, отвернулась.
- Да, на миг такая мысль закралась в мою голову, - выдавила она из себя, не оборачиваясь и пытаясь совладать с трясущимися руками.
И снова ее оглушил его смех. Такой искренний. А она уже не смущалась, нет, и даже не испытывала злости на себя или на него, ей просто сделалось так паршиво. Словно он подопытный кролик, а она с маниакальной настойчивостью выискивает признаки начинающегося у него слабоумия.
- Не переживай, я пока не изменил своего решения и сволочью становиться по прежнему не собираюсь, - тихо сказал он, а потом, заметив плохо скрываемые слезы, обнял. По-доброму, по-взрослому. Так обнимают родители детей. – Чай вскипел, садись. Похоже, это мне тебя отпаивать нужно.
Она послушно села, сил у нее не осталось. Они вдруг разом оставили ее – и физические, и моральные. Евгений разлил чай и открыл коробку с вафлями.
- Кушай, ты совсем бледная.
- Женя..
- М?
- Можно спросить?
- Конечно!
- Ты до сих пор не поделился со мной своими чертиками. Расскажи, - она попыталась выдавить из себя подобие улыбки. У нее плохо получалось.