На самом деле, ей тоже так не показалось. Но говорить с ним о том, что ее мучило, она не хотела. Тем более после того, что он только что сделал. Точнее, чего не сделал.
На самом деле, все, что было внутри – это только ее личные переживания, и она никогда ими ни с кем не делилась. Это было слишком для нее важно. И тот факт, что вчера она позволила себе об этом заговорить, ее очень расстроил. Есть вещи, о которых лучше молчать. У каждого человека это есть. Какие-либо чувства, идеи или, как это у нее, переживания. Хотя бы одна мысль, которая всегда должна оставаться только в твоей голове или душе, потому что другие её не поймут, не воспримут всерьез. У каждого это есть.
Она должна была хорошенько отругать себя за несдержанность. Да, наболело, да, сил не было держать это в себе, но она должна была молчать! Несмотря ни на что. Но поздно, и теперь другой человек хочет говорить об этом очень личном, очень важном для нее. Она попыталась объяснить ему это, что внутри каждого из нас есть некие чертики, которые лучше держать при себе.
- Не спорю. Но мне кажется, что именно эти твои чертики сведут тебя с ума рано или поздно, если сейчас ты не поговоришь о них.
- Ты прав в одном – тебе это действительно только кажется.
- Брось, может, все же поделишься?
Она молчала. Упорно. Молчала еще и потому, что сосредоточиться на сути их разговора не могла из-за постоянных воспоминаний о его прикосновениях к своей коже.
- Тогда давай так, - разрушил он ее задумчивость, - сегодня ты делишься своими чертиками со мной, а потом я поделюсь своими с тобой.
- Я не хочу ничего знать о твоих чертиках!
- Давай мы просто ими обменяемся на время. И я попытаюсь понять тебя, а ты меня.
- Зачем тебе это? Мы знакомы от силы двое суток, и не факт, что наше знакомство продлится еще хотя бы столько же.
Было сложно понять, какие чувства вызвали у него ее последние резкие слова.
- Тем более, - не дрогнувшим и отчасти безразличным тоном ответил он, - случайно встретились, поделились наболевшим и снова разбежались. Никаких обязательств, никаких воспоминаний. Ничего.
Заманчиво, очень. Но теперь ей стало досадно от его «Ничего». Получается, что и он в этом случае использует ее. Получается, что по большому счету она в его дальнейшие планы не входит?.. Впрочем, как и он в ее! Не больно-то и нужно! Как пришла, так и уйдет! А он так и будет один в своей квартире, сверхурочно работать вечерами, пить кофе по утрам и читать журналы! Пусть живет, как знает.
Глава 6
Она продолжала молчать, но в ее голове мысли проносились сотнями. От безобидных до вполне кровожадных. Ее и злил, и в то же время приносил облегчение тот факт, что он относится к их встрече с таким же равнодушием, как и она. Играли Scorpions. А он сидел в кресле напротив нее и терпеливо ждал. Наверное, он уже знал, что она в любом случае все ему расскажет, позволит коснуться своего Очень Личного.
- Я никогда об этом не говорила. Я даже не знаю, с чего начать.
- Давай я буду задавать тебе вопросы, а ты просто честно на них отвечай.
Она почему-то с вызовом скрестила руки на груди, удобнее устроилась в своем углу:
- Ну, хорошо.
Он так же удобнее устроился в кресле и задал свой первый вопрос.
- Давай начнем с главного. Так ты говоришь, будто лишаешь внутренней красоты всего, к чему прикасаешься?
- Я не «будто» лишаю красоты, это происходит на самом деле.
- Хорошо, - продолжил он, пряча усмешку, - и в чем же это проявляется?
- Что ты имеешь в виду?
- Расскажи мне, что происходит, когда лишаешься внутренней красоты.
- У тебя валериана есть?
- Нет, но если возникнет необходимость, я готов съездить в аптеку.
- А рядом есть круглосуточные аптеки?
- Есть.
- Ладно. Но на будущее имей в виду, что валериану было бы лучше иметь в квартире.
- Ты собираешься сильно разволноваться?
- Не могу тебе ответить. Сейчас уже не так больно об этом думать, но кто знает?
- Я не буду задавать тебе слишком болезненных вопросов.
- Договорились.
- Тогда я слушаю.
- Ну, что ж..
И тут она серьезно задумалась. В голове ласточками мелькали обрывки воспоминаний, все когда-либо пережитые разочарования. С чего начать? Или даже, когда все это началось?
- Знаешь, мне кажется, я с детства такая, с рождения. Судьба это или проклятье – не знаю. Если судьба, то уж лучше сразу в петлю, я не хочу до конца дней плодить вокруг себя уродство, если проклятье – я не знаю, как от него избавиться. Первый раз я заметила это, когда мне было лет шесть. То золотое время, когда ничего не было, но все можно было достать за деньги. Так подружкам доставали кукол. Не тех, что еще можно было найти на прилавках, а похожих на мечту, действительно очаровательных кукол. Мне эти куклы казались пределом мечтаний, и я каждый раз обмирала, когда доводилось такую в руках подержать. А потом такую куклу подарили мне. Боже, ты даже не представляешь себе, какое это было счастье! Первые два дня. А потом я просто потеряла к ней интерес. Потому что начала бояться. Ты скажешь, дети часто теряют интерес к тому, что получают после долгого ожидания, но все не так. Я не хотела больше с ней играть, потому что мне она казалась хуже, чем у остальных. Ты не поверишь – тот же набор «милое личико-стройная талия-чудесные волосы», но я в ней видела только уродство. На самом деле она была пластмассовой, волосы у нее электризовались, а искусственная улыбка вызывала отвращение. Она превратилось в мое личное чудовище. Я поняла, насколько она была по-настоящему мертва, и, глядя на нее, испытывала непередаваемый ужас.