Хаттабыч с оглушающим скрежетом зубов проглотил выпад Савельичем. Во-первых, он пришел сюда не для ругани, которая могла помешать его планам. Во-вторых, во избежание огласки версии Николая, поскольку сбежавшимся на шум коллегам тот мог рассказать то же самое. В этом Егор нисколько не сомневался.
Разрядившись тем, что сплюнул в открытое окно слюной вперемешку с крошками зубной эмали, Хаттабыч решил ретироваться, понимая, что содержательного разговора не получится. На прощание, уже будучи в дверях, сказал:
– Смотри, как бы в следующий раз ливень не изобразил на твоем окне здоровенного мужика с мокрой тряпкой в руках и стволом пистолета в заднице.
Вполне удовлетворившись достойным на его взгляд ответом, Хаттабыч шагнул в проем двери, столкнувшись нос к носу с Ильичем, который, находясь в легком подпитии, спешил поведать Николаю о результатах проделанной работы. Осмотрев друг друга с ног до головы и определив в своем оппоненте вражеской сторону, они разошлись.
Неожиданное появление Василия в трудную минуту Савельич встретил бурным потоком едва сдерживаемой радости. Окно и нервы Беларученкова были спасены. Впрочем, так же как и репутация хорошего сыщика Стукачкова, поскольку, поняв, что агент пришел не только для того, чтобы мыть окна, Егор не спешил уходить, спрятавшись за углом.
Из открытых дверей кабинета был слышен плеск воды и откровенный, опрометчиво не боящийся чужих ушей разговор.
– Угадай, с кем я пил вчера? – тщательно сполосканной тряпкой стирая со стекла водяные разводы, с довольной ухмылкой на лице спросил Ильич.
– Ну что ты пил заметно по твоей харе, по-другому ее назвать трудно, – сказал Ильич. – Ну а с кем ты пил, тут и гадать нечего, со Стаевым, если бы ты пил с кем-нибудь другим, то не приперся ко мне с утра по-раньше.
– Где ж ты утро видел, – широко разулыбавшись, сказал Ильич, – полдень уже.
Николай взглянул на часы, которые показывали без пятнадцати двенадцать. Удивившись такой торопливости времени, он сказал:
– Если бы ты не пришел, я бы с этим окном как и завтра наступило не заметил.
– Бывает, – сказал Ильич, – помню, в одной из археологических экспедиций по Средней Азии был у меня такой случай. Вели мы раскопки древнего кургана. Я наткнулся на никем не замеченное углубление в стене. И до того увлекся, что не заметил как ночь наступила. Копаюсь с фонариком и неожиданно нахожу мумию. Только успел разглядеть, а они, я скажу, довольно безобразные на вид, как вдруг в фонарике садится аккумулятор и он гаснет. А в глазах по-прежнему высохшее оскалившееся лицо древнего воина. Не по себе как-то стало. Чувствую, задыхаться начинаю, и без того еще дневная жара не спала, а тут замкнутое подземное помещение со спертым древним воздухом. Ну и, конечно, невидимое присутствие останков тоже не прибавляло свежего дыхания. Стал я на ощупь искать выход. Нет. Я к другой стене – тот же результат. Короче, куда не сунусь, кругом влажная, затхлая, покрытая плесенью стена. Не скажу, что бы испугался, но паника внутри меня началась. В животе что-то зажурчало. Слабость в ногах и руках появилась. Мысли забегали, видимо желая покинуть мой опостылевший им мозг. Попытался крикнуть, чувствую, не получается. Все, думаю, каюк, замуровали демоны. Тут еще как назло рукой прямо в рыло этой засушенной жабе залез. А дальше все было как в анекдоте про песика-тузика, который сам себя напугал. В общем, журчание в животе не зря, пукнул так, что аж древняя штукатурка посыпалась. Не знаю, как там мумия на это среагировала, но я своего хлопка испугался до ужаса. Как и куда я кинулся – не помню, очнулся только когда из кургана на поверхность выполз. Но это еще полбеды. В качестве подсобных рабочих руководство нанимало местных жителей, чей воинственный предок и был там захоронен. Так вот, один из этих абреков решил ночью ограбить могильник. Дождался, когда все уснули и полез. Видимо, трясясь от страха, ведь многие страшные легенды окружали это место и уж ему-то они точно были известны с детства. Не знаю, как решился, как пересилил себя, но до спуска в могильник добрался. И в самый напряженный момент вдруг раздается оглушающий звук, чем-то напоминающий воинственный рык, а вслед за этим из под земли кто-то выскакивает. Как ты, наверно, понимаешь – это был я. А ему по всей видимости показалось, что это засохший предок, не стерпев осквернения, воскрес и решил отомстить.
Ильич замолчал, видимо, предавшись ностальгическим воспоминаниям. В действительность вернул его оглушающий смех Белорученкова. Не поняв причины, Василий обидчиво прервал раздражавщую реакцию товарища: