Вечером, когда в нагретом за день деревянном доме стало жарче, чем на улице, вся семья вышла посидеть на крыльцо.
Мать Ани, Елена Мнтрофановна, держала на коленях дремлющую Ниночку. Только что выкупанная, розовая девочка, завернутая в чистую простынку, спала с полуоткрытыми, затуманившимися глазенками. Аня надела новое чесучовое платье с красными пуговицами и, подложив обрезок строительного картона, села на верхнюю ступеньку крыльца. Ступенькой ниже, прислонив к плечу Ани свою кудрявую голову, сидел ее муж Андрей. Он пел подряд все, какие знал, песни Монтана, некоторые даже по два раза, потом начал насвистывать «Индонезия, страна моя».
Старшая, незамужняя сестра Ани, Тося, устроилась на двух кирпичах и так, скрючившись, обхватив колени смуглыми руками и устремив черные, тоскливые глаза куда-то вдаль, сидела молча, ни на кого не глядя, упиваясь своим привычным, переросшим в угрюмую радость одиночеством. Елена Митрофановна, укачивая Ниночку, исподтишка жалостливо поглядывала на Тосю. Она чувствовала вину за неудачную судьбу дочери, но любовь свою выказывать боялась: Тося не терпела никакого вмешательства в свою личную жизнь.
Из всей семьи она дружила лишь с братом Гешкой. Серьезный не по годам, шестнадцатилетний подросток никогда ничего не требовал от Тоси, не ждал от нее исключительных поступков, принимал такой, какая она есть. Низко склонившись над страницей и наморщив лоб, он читал толстую книгу. Уже темнело, буквы были едва заметны в сумеречном вечернем свете.
Отдаленные гудки парохода слышались на Днепре, урчание бульдозеров доносилось с песчаного карьера. Жужжал шмель, глухо стукаясь о виноградные листья. Сладко квохтала рябая курица, роясь цепкими желтыми лапами в редкой траве у кирпичной дорожки.
— Андрейка, спой «Бульвары», — лениво попросила Тося.
— Я уж пел.
— Еще...
И снова в тихом дворике зазвучал приятный, бодрый тенор Андрея, старательно подражавшего французскому артисту.
— Не так! — вздохнула Тося.
Андрей обиженно умолк. Аня провела рукой по его темным кудрям.
— Гешка, ослепнешь, — сказала Елена Митрофановна, — Большой уже, а разума нет! Впился в книгу, как комар.
Гешка даже головы не поднял.
— Оставьте, — прошептала, глядя в сторону, Тося. — Человеку хорошо, не мешайте ему...
— Аня, пройдемся? — предложил Андрей.
Аня весело вскочила, оправила новое платье.
— А дите опять матери нянчить? — упрекнула Елена Митрофановна. Не то чтобы ее действительно тяготили заботы о внучке, но она вообще часто говорила не то, что думала. Сейчас ее огорчило, что эти двое молодых, самые непоседливые в семье, так легко прерывали мирные вечерние «посиделки». Андрей, вздохнув, молча опустился на крыльцо.
Но тихая радость семейного сумерннчанья все равно угасла.
— Сказала, посижу! — сердито крикнула Елена Митрофановна, и Ниночка вздрогнула во сне.
— Идем, Андрейка, — потянула Аня мужа за рукав. — Это мама так сказала.
— Известно! Мать всегда все «так» говорит. Да идите уж с богом, полно свет застить...
Они уже были у калитки, когда услыхали громкий шепот Елены Митрофановны:
— Смотри, Нюська, часок! Мне еще полы мыть на кухне!
Полутемными переулками Аня с Андреем побежали к главной улице. Это был своеобразный клуб на свежем воздухе. Там всегда на тротуарах толпился народ. За открытым окном на втором этаже гремела радиола, а на другой стороне улицы, затененной старыми акациями, танцевали девушки. Из двери магазина «Гастроном» несло спертым, горячим воздухом, словно из печи, полной красных углей.
Проехала поливная машина, и сразу ожили ночные свежие запахи.
За дворцом, у реки, было темно и глухо. Все осталось позади: и белые колонны, и широкие ступени, и неправдоподобно яркие канны, и освещенная статуя девушки на фронтоне, — а тут только влажный песок под ногами, ласковая, теплая волна и говор листьев над головой.
— Как сто лет назад!.. — сказал Андрей и засмеялся.
Аня сидела, раскачиваясь, на тугом проволочном тросе, протянутом от брандвахты к толстому голому платану. Слышно было, как шумит на той стороне Днепра земснаряд. Справа была видна длинная цепочка огней, нет, целое зарево огней - небо над стройкой стало розовым.
Аня нагнулась, взяла камешек и бросила его в реку. Невидимый, он звучно плюхнулся где-то вдалеке.
Аня прислушивалась к ласковому звуку ушедшего в воду плоского камешка и вдруг поняла, почему сегодня ничто не радует ее. Уезжает Оружейников. Она взяла Андрея под руку и повела к скамье под платаном.