Первенство Замятина как писателя-антиутописта, его своеобразие заключается в том, что он коренным образом обновил и видоизменил весь многовековой жанр. Роман «Мы», написанный по свидетельству самого Замятина в 1920 году («Письмо к Сталину», июнь, 1931 г.), направлен не против литературных проектов счастливого социалистического будущего, не против воображаемых грядущих бедствий; нет, он направлен против самого этого социалистического будущего, вполне возможного и уже сделавшего первый шаг к своему осуществлению. Вот почему, несмотря на импрессионистическую, почти сюрреалистическую манеру письма, роман «Мы» производит впечатление жуткой реальности. Как Уэллс сумел предвидеть многие успехи техники, конкретно, образно представить себе то, чего еще не было даже на чертежных досках изобретателей, так и Замятин смог силой своего таланта уловить дух, самую атмосферу законченного тоталитарного общества, когда оно еще только зарождалось. Вот что пишет герой его романа, безымянный гражданин страны построенного коммунизма, об отношениях человека и государства:
«...Даже у древних — наиболее взрослые знали: источник права — сила, право — функция от силы. И вот — две чашки весов: на одной грамм, на другой — тонна, на одной „я“, на другой „Мы“, Единое Государство. Не ясно ли: допускать, что у „я“ могут быть какие-то „права“ по отношению к Государству и допускать, что грамм может уравновесить тонну — это совершенно одно и то же. Отсюда — распределение: тонне — права, грамму — обязанности; и естественный путь от ничтожества к величию: забыть, что ты грамм и почувствовать себя миллионой долей тонны...»
Или в другом месте, в связи со случайной гибелью на работе «десяти зазевавшихся нумеров», т. е. безликих жителей будущей коммунистической страны, от которых «ровно ничего не осталось, кроме каких-то крошек и сажи»:
«Десять нумеров — это едва ли одна стомиллионная часть массы Единого Государства, при практических расчетах — это бесконечно малая третьего порядка. Арифметически-безграмотную жалость знали только древние: нам она смешна».
Конечно, тенденция к полному порабощению человека государством и презрение к человеческим страданиям были характерны для советского режима уже в самый начальный его период. Однако многим казалось, что все это — явления временные, преходящие, вызванные гражданской войной и разрухой. Не надо забывать, что теория о постепенном отмирании государства в так называемом «бесклассовом обществе» является одной из главнейших марксистских догм. Замятин видел уже тогда, что тоталитарное государство со временем не только не отомрет, но, укрепившись, превратится в усовершенствованную коммунистическую казарму, где вся жизнь будет подчинена «Часовой Скрижали», т. е. правительственному плану, а население станет жить в состоянии «идеальной несвободы». Тех же граждан, у которых «откуда-то со дна, из мохнатых глубин» души поднимутся вольные мысли и желания, власть будет беспощадно уничтожать, как испорченные детали единой Машины:
«...для того, чтобы выкинуть вон погнувшийся болт — у нас есть искусная, тяжкая рука Благодетеля, у нас есть опытный глаз Хранителей...»
В то время, когда Замятин писал эти строки (1920 г.), «хранители» были представлены «драконом с винтовкой» (см. рассказ Замятина «Дракон»), у которого «картуз налезал на нос и, конечно, проглотил бы голову дракона, если бы не уши: на оттопыренных ушах картуз засел. Шинель болталась по полу; рукава свисали; носки загибались кверху — пустые». Не так просто было понять, что эти драконы, отправляющие человека «штычком без пересадки в царствие небесное» лишь за то, что у него «морда интеллигентная», не исчезнут вместе со своими непомерными картузами и долгополыми шинелями, а превратятся в вышколенных и подтянутых палачей, вооруженных по последнему слову техники.