— Нет, Эгг, потому что ты будешь изучать искусство. Жаль, что так поздно! Если бы в свое время ты был серьезно настроен насчет живописи, это стало бы твоим университетом. Впрочем, и сейчас все в твоих руках. Ты сможешь делать зарисовки, фотографии, все впитывать. Если ты хочешь зарабатывать этим на жизнь, то нужно многое увидеть…
— Кучу старых мастеров и мертвых белых европейцев.
— …даже если и так, то тебе нужно же против чего-то протестовать. И потом, Пикассо тоже мертвый белый европеец, а ты любишь Пикассо.
— А можно мы посмотрим «Гернику»? Я бы хотел увидеть «Гернику».
— «Герника» находится в Мадриде. Посмотрим ее в другой раз.
— Вы могли бы просто дать мне деньги, и я поехал бы один!
— Но с нами путешествие станет образовательным, — сказала Конни.
— С нами ты хотя бы будешь вылезать из кровати по утрам, — добавил я.
Алби застонал и опустил голову на руки, а Конни принялась наматывать на палец прядку его волос на шее. Они так часто делают, Конни и Алби, залазят друг другу в шевелюры, словно приматы.
— И веселье тоже будет. Я проверю, чтобы твой отец что-нибудь запланировал.
— Каждый четвертый день — не слишком часто? — Я вернулся к посудомоечной машине. Дело не только в средстве для ополаскивания, но и в соли; она все прожигала насквозь, а я понятия не имел, как переделать настройки.
— Все равно ты сможешь знакомиться с девушками и напиваться, — продолжала Конни. — Просто ты будешь делать это на глазах у меня и отца. Под нашим руководством.
Алби вздохнул и подпер щеку кулаком:
— Райан и Том собираются в турпоход по Колумбии.
— Ты тоже пойдешь! На следующий год.
— Нет, не пойдет! — прокричал я в посудомоечную машину. — Только не по Колумбии.
— Помолчи, Дуглас! Эгг, милый, это будет, наверное, последний летний отпуск, который мы проведем вместе.
Я выглянул, больно ударившись головой о край кухонного агрегата. Вообще последний? Неужели?
— После него ты станешь самостоятельным, — сказала Конни. — Но пока давай попробуем хорошо провести время этим летом, ладно? В последний раз.
Возможно, она задумала свой побег уже тогда.
19. Шипение в полях
Когда жена сказала, что уйдет с началом осени, подошла ли моя жизнь к концу? Развалился ли я на части, влачил ли жалкое существование изо дня в день?
Разумеется, последовали бессонные ночи, слезы и обвинения, но времени на нервный срыв у меня не было. Кроме того, Алби заканчивал свои «занятия» по искусству и фотографии и возвращался усталым после трафаретной печати или обжига горшка, поэтому мы соблюдали осторожность, выводили на прогулку нашего пса, стареющего и страдающего от газов лабрадора по кличке Мистер Джонс, отходили на какое-то расстояние от дома и шипели над его головой в полях:
— Поверить не могу, что ты преподнесла мне такой сюрприз!
— Ничего я не преподносила, я чувствовала это уже много лет.
— Но ты ничего не говорила.
— Это совсем не обязательно.
— Преподнести сюрприз, тем более в такое время…
— Прости, я старалась быть честной…
— Я все же думаю, нам следует отменить Большое турне…
— С какой стати?
— Ты все еще хочешь поехать? С этим мечом, зависшим над нами?
— Думаю, да…
— Похоронный кортеж, путешествующий по Италии…
— Совсем не обязательно. Может быть и весело.
— Если хочешь отменить отели, то нужно это делать сейчас.
— Я только что сказала, что хочу поехать. Почему ты никогда не выслушаешь?..
— Потому что, если ты действительно живешь в аду…
— Не впадай в мелодраму, милый, это не поможет.
— Не знаю, зачем ты это предложила, если не хотела…
— Но я хотела и до сих пор хочу! — Она остановилась, взяла меня за руку. — Давай отложим другие решения до осени. Отправимся все вместе путешествовать, проведем фантастическое время с Алби…
— А потом вернемся и распрощаемся? Тебе даже не придется распаковывать чемодан, просто зашвырнешь его в такси — только тебя и видели…
В этом месте она обычно вздыхала и брала меня под локоть, как будто ничего не случилось.
— Там видно будет. Посмотрим, как все получится.
И мы вели Мистера Джонса домой.
20. Карты
Маршрут сформировался: Париж, Амстердам, Мюнхен, Верона, Венеция, Флоренция, Рим и Неаполь. Конечно, моей жене довелось побывать почти во всех этих городах, совершая эпическую одиссею, во время которой она, прежде чем поступить в школу искусств, в течение нескольких лет курила марихуану, целовалась с местными парнями, работала официанткой, гидом, няней. В первые дни нашего романа, когда моя работа и ничтожные финансы позволяли, мы иногда летели дешевым рейсом в какой-нибудь европейский город; и при виде скамейки, бара или кафе Конни пускалась в воспоминания о тех временах, когда она с друзьями целую неделю, которую они провели на Крите, спали на пляже, или рассказывала о дикой вечеринке на заброшенной фабрике недалеко от Праги, или о безымянном юноше, в которого она безумно влюбилась в 1984-м в Лионе, — механике с завода «Ситроен», пропахшего машинным маслом, с сильными руками и сломанным носом. Я обычно улыбался, хоть и с трудом, старался сменить тему, но «повидать мир» для Конни означало что-то другое. Была там, поимела его — так мы шутили. Европа означала первую любовь и закаты, дешевое красное вино и самозабвенные объятия.