Как бы то не было, она не унывала и совмещала обычных врачей с шарлатанами. Я знал, что они шарлатаны и она, думаю, прекрасно разумом понимала их суть. Но она верила в лучшее и я не мог вытолкнуть из себя слов, что липовая лекарша, якобы получившая ведические знания, просто сосет из неё деньги. Её отец, по образованию военный хирург, профессионал на порядок выше обычных врачей из городских больниц, тоже занимал эту же позицию. В чём-то даже хвалил необычные диеты и заверял, что обычная медицина на такое не способна. Это было своего рода табу в разговорах. Мы оба молчали и не говорили. Ещё бы! «Эффект плацебо» ещё никто не отменял. Думаю и она это понимала, но истово верила в излечение.
Мне тяжело было тогда, в один из моих краткий визитов в Москву. Мы лежали вместе, о чём-то говорили, но всё это казалось таким пустым. О самом главном мы молчали. Страшно говорить о том, что разумом понимаешь, а чувствами признавать не хочешь.
Тот визит в Москву ничего не принес мне, кроме километров сожженных нервов и сосущей пустоты, где-то в самой глубине меня. Врать, что ощутил присутствие смерти, не буду, но разумом всё отлично понимал. Тогда я во всей полноте ощутил избитое книжное, что ждать смерти близкого со временем становить в тягость. Разумом это понять легко, а вот ощутить на своей шкуре совсем другое. Тяжело идти под ручку с молодой, красивой девушкой и знать что фактически она обречена или она может отсрочить свою смерть, но тогда она по факту не сможет выносить ребенка. Она инстинктивно так и не хотела идти на диализ. Да и я наивный хотел верить, что она выкарабкается при помощи нетрадиционной медицины. Она столько раз рассказывала, что уже выкарабкивалась не один раз при помощи какой-то системы и я глупо надеялся, что и в этот раз всё будет так же.
Я уехал домой. Не прошло и нескольких недель, как у неё случился очередной кризис. Опять реанимация. Откачали. Диализ. Иначе смерть, больше нельзя оттягивать.
В тот день я набухался. Пил и пил. Ходил по городу, смотрел на лица людей, крепился и поначалу не проявлял никаких эмоций. Помню, что даже смеялся. Это ведь так легко нацепить веселую маску на лицо и поражать всех своей широкой улыбкой. Сломало меня только под вечер. Я по пути домой зашел к одному из своих лучших друзей. Разговор как-то начался банально. Всё происходило как то буднично, как и должно быть в будни.
- Что такой нарытый? –
- Да бывает! –
- Бывает! – с нотками легкого осуждением понимающе вздохнул он.
С друзьями у меня по-другому и не бывает. Зачем лишние слова? Однажды и я к нему приходил и застал его «не в духе». Тогда я за три коротких фразы узнал то, что некоторым требуется высказать за полчаса.
- Хреново? – тогда спросил я, видя его спокойное лицо, но с остекленевшим без всякого алкоголя или «шмали» взглядом.
- Хреново… – ответил он мне.
- Ольга? –
- Да. –
- Что случилось? –
- Замуж выходит… –
Вот и весь разговор тогда. Короткий разговор, но драмы в нём немало. Но это не мои тайны и пусть они и останутся тайнами.
В этот раз всё было по-другому. Мы встали на балконе, закурили, молчали, но есть такое молчание в котором больше информации, чем пустых словах. А дальше произошло для меня совсем неожиданное…
Я расплакался как маленький ребенок, навзрыд. Плакал и не мог остановиться. Стыдно блин, противно, но ничего с собой поделать не мог. Он что-то у меня кратко спрашивал. По-моему это был вопрос из одного слова: - Что? –
Я что-то выл в себе и из себя, вытягивая навзрыд: - Она не может иметь детей… -
Сказать проще, чем осознать. Всё! Крах! Край! Финиш!
Меня било в истерике минут пять. Стыдно, гадко, но это правда. Падла жизнь ломает зачастую то, что крепко. Крепко значит твердо, твердо значит хрупко, надо только знать, где надавить. Бабам проще, поплакались, сбросили уровень кортизола в крови, повысили одновременно уровень серотонина и забыли. А тут, забудешь такое, как же. Не случайно одним из факторов сердечнососудистых заболеваний у мужчин служит то, что мужчины не сбрасывают кортизол со слезами.
Как говорит мой друг шутейно: «Ни грамма в рот, ни сантиметра в попу!», а меня так развезло, что до истерики опустился. Он мне в тот момент ничего не сказал, так, по-своему молчаливо поддержал и сделал вид, что ничего не было. Только спустя некоторое время, когда, мы упились вдвоем, он меня пожурил, сказал, что слабину ни перед кем нельзя показывать. Тоже мне умник. Будто я сам этого не знаю. Не мог я себя тогда контролировать, хоть убей и всё тут…