Каждый скрип колес кресла откликался неописуемой болью внутри меня. Меня, словно огромной океанической волной накрывало этой болью. Я сравниваю инвалидов-колясочников с несчастными обездоленными жучками , которые случайно перевернулись на спину и не могут вернуться в привычное положение. Эти жучки всегда вызывали во мне жалость. Кстати о жалости. Теперь я понимаю, что жалость- это самое отвратительное чувство, которое есть на свете. Еще хуже испытывать жалость к самому себе, что я сейчас и делаю. Вот совсем недавно я, Вирджиния Абрамс, ни о чем другом не думала, как о своем парне, университете и возможных новых знакомствах. Это так страшно, когда твоя жизнь в одночасье разворачивается на 360 градусов. Но еще страшнее, когда обстоятельства гораздо сильнее тебя и тебе ничего другого не остается, как смириться или продолжать бороться, как тот маленький жучок.
- Классная погода,- говорит Лив.
- Да..
И действительно. Для Миннесоты эта погода очень странная. Яркое, палящее солнце, согретый Светилом ветер, который нежно ударяет в лицо. Я никогда не была во дворе больницы, лишь из окна своей палаты, которая стала для меня вторым домом, я слышала разговоры пациентов, смех, шелестение зеленой листвы и далекий шум проезжающих мимо машин. Во дворе довольно мило, разнообразные фонтанчики, множество клумб с яркими цветами, источающими одурманивающий аромат. А еще здесь очень много деревьев с величественными кронами. Пока мы гуляли с Лив, я насчитала восемь гнезд неизвестных мне птиц. Весь этот двор похож на маленький рай для бедных пациентов. Тут же прослеживается такой грубый контраст: во дворе все хорошо, все смеются, наслаждаются общением с родственниками, а в темном радом расположенном здании, в операционной лежит человек, или же в какой-нибудь палате мучительно умирает пациент, крепко сжимая ладонь родного человека. Вот она, тонкая ,едва заметная грань между жизнью и смертью.
- Слушай, ты ведь уже больше месяца в этой больнице. Неужели они не могут тебя отпустить домой?
- Каждый день я просыпаюсь с этим вопросом, и каждый день я не нахожу на него ответа.
- С ума сойти, -немного помолчав, Лив снова задает мне вопрос, - А Скотт навещал тебя?
- Нет.
За все это время я ни разу не подумала о Скотте. В моей голове лишь были мысли о том, как я буду продолжать свое существование и вообще смогу ли я так жить. Существовать.
- Вот урод! Ну как можно быть таким?! Ты ведь для него не чужой человек, неужели так трудно прийти и узнать, как ты себя чувствуешь?
- Лив, пожалуйста, не надо. Он стал для меня чужим ,и я сама не хочу его видеть.
- Прости.
На этот раз наше молчание затянулось. Лив катит мою коляску по узенькой дорожке, я вновь рассматриваю деревья и ищу гнезда.
- Кстати, я завтра уезжаю.
- Что? – я сделала вид, будто не расслышала Оливию, но на самом деле я услышала ее фразу и ее слова заставили мое сердце биться, как после введения адреналина.
- Уезжаю в Чикаго. Рейс в половину первого.
Как я уже отметила, Лив единственный человек, который лишний раз не напоминает о моем диагнозе. Общаясь с ней, я снова, пусть и на жалкие минуты, возвращаюсь на месяц назад, когда я была обычной девчонкой, с обычными девчоночьими мыслями. Потерять Лив, значит, потерять эту маленькую ниточку, которая связывает меня с моей прошлой, счастливой жизнью.
Лив останавливает коляску, подходит ко мне и садится на корточки, взяв меня на руку.
- Я очень рада за тебя, -говорю я, чувствуя, что вот-вот расплачусь.
- Джина, если хочешь, я откажусь от этой поездки и останусь с тобой?
- С ума сошла? Упускать такой шанс из-за жалкой инвалидки? Ну уж нет.
-Ты не жалкая инвалидка, слышишь? –я замечаю, как у Лив заблестели глаза из-за слез.
- Я не смогу тебя проводить.
- Понимаю. Я буду звонить тебе по скайпу, обещаю.
Мне крепко обнимаемся. Я дышу ей в шею и чувствую, как и у меня посыпались слезы.
- Я верю, что у тебя все получится.
***
Мама с папой приходили ко мне каждый день и рассказывали какие-то глупые истории, например, как у нашего соседа Дилана родила собака, или , как сотрудница папы вышла на днях замуж. Хотя я вообще понятия не имею, что это за сотрудница. Всю неделю меня то и дело возили на какие-то анализы, делали магнитно-резонансную томографию головного мозга и выявили посттравматическую энцефалопатию головного мозга. Из-за этого в мой каждодневный рацион препаратов добавились новые, после приема которых меня не раз тошнило и схватывало живот. Я чувствовала себя лет на двадцать постаревшей. От всех капельниц, побочных эффектов, удручающих разговоров медсестер меня спасало чтение книг. Мама принесла чуть ли не всю нашу домашнюю библиотеку, за что я ей очень благодарна. Я снова не выходила на улицу, целыми днями читала книги, которые стали для меня своеобразным антидепрессантом и обезволивающим. Также сидя в пустой палате в полном одиночестве я размышляла о том, какой же наш людской организм хрупкий. Сегодня ты полон сил и энергии, можешь делать все, что угодно и ни от кого не зависеть, а завтра из-за какой-то роковой травмы ты превратишься в овощ, в обузу для своих близких. В первые дни мне казалось, что мой организм особенный, не такой, как все, и что врачи ошибаются. Я надеялась, как полная идиотка, что где-то там что-то там срастется, восстановится , и я снова вернусь к нормальной жизни. Я думаю, такие мысли посещают каждого человека.
Неожиданно дверь палаты открывается и заходит Николас.
- Вирджиния, -говорит он, приближаясь к моей кровати.
- Здравствуйте.