— Всё хорошо, когда всё хорошо… — вздохнула другая.
— А я тут на кладбище была, — начала третья и вдруг перестала плескать, и все другие перестали. Они склонились друг к другу и что-то таинственно зашептали.
— Кукушкины дети, кукушкины дети… — донеслось до Никифора.
Он оглянулся, через болото шли мальчик и девочка. Они были босиком и поэтому шли прямо по болоту, а не по жёрдочкам. Девочка была постарше. На обоих были только серые вылинявшие трусы, и сами они были какие-то вылинявшие и серьёзные. В руках у девочки был таз, доверху наполненный всякой закоптелой посудой, мальчик нёс такой же чёрный от копоти чайник и сковородку. Они спокойно прошли мимо и разместились в отдалении. Никифор видел их впервые и сразу же очень удивился и, забыв про сандалии, пошёл к ним прямо по болоту. Болото оказалось неглубоким, и он всего два раза провалился по колено и вылез наконец на сухую землю, где кукушкины дети уже чистили свои кастрюли. Его, конечно же, не могли не заметить, но почему-то на него даже не посмотрели. А он всё стоял над ними…
— Я тоже могу чистить кастрюли, — наконец выпалил он.
Они переглянулись, подняли глаза и внимательно осмотрели его с ног до головы.
— Ты промочил сандалии, — взрослым голосом сказала девочка.
— Ну и что? — не понял Никифор.
— Тебе попадёт от мамы, — сказал мальчик.
— Ты не жалеешь свою маму, — сказала девочка.
Никифор покраснел.
— У меня нет мамы, — неожиданно для себя сказал он.
Кукушкины дети разом глянули на него и сразу же опустили глаза и стали тереть свои кастрюли.
— Ты врёшь, — некоторое время спустя сказала девочка. — Такими вещами не шутят, и мы не хотим больше с тобой разговаривать.
Мальчик ничего не сказал, лица его видно не было, но шея и уши у него вдруг разом покраснели.
Никифор повернулся и бросился бежать, он бежал и бежал, и никак не мог убежать, и наконец прибежал домой.
А дома опять неприятности. Кузьма на этот раз облился керосином. Он каким-то чудом забрался на стул, снял с полки бутыль с керосином и сначала облил себя, а потом стал поливать всё вокруг, даже картошку. На этот раз ему, наверное, всё-таки попало, потому что он стоял в своей кровати весь голый и орал что есть мочи. А мать сидела напротив него и, опустив руки, жалобно глядела, как он орёт.
— Мам, а мам, — позвал её Никифор. — Давай я тебе что-нибудь помогу.
— Ты поможешь… — недоверчиво протянула мать.
— Ну честное слово, — сказал он. — Ну хочешь, что угодно сделаю. Ну хочешь, в магазин схожу.
— В магазин… — мать задумчиво посмотрела на него и улыбнулась. — А что, — сказала она. — Пожалуй, сходи. Вот и сахар кончился. Почему бы тебе не сходить?
И она дала Никифору рубль.
— Не потеряй, — сказала она.
— Ну вот ещё, — сказал он.
В магазин вели две дороги. Можно было идти прямо, так было ближе, но в обход зато интереснее, и Никифор выбрал вторую дорогу.
Он спускался к реке. Кукушкиных детей уже не было, и только тётка по-прежнему полоскала бельё. Ему очень хотелось узнать, кто же такие кукушкины дети, но спрашивать он не любил.
Тропинка петляла в кустах вдоль речки. И он ещё издали услышал крики и плеск воды. Он поспешил туда, и когда вынырнул из кустов, то увидал моряка, который размахивал руками и что-то громко орал. А в реке барахтался и тоже громко орал какой-то мальчишка. Сначала Никифору показалось, что мальчишка тонет, но потом он вспомнил, что в этом месте очень мелко, и сразу всё понял.
— Вдох!!! — орал моряк. — Правая рука — выдох. Левая рука — вдох… Ноги, ноги, не забывай про ноги!!! У-у-ух!.. Да что ты там, раков ловишь?
Но мальчишка в воде, казалось, ничего не слышал, он изо всех сил месил воду ногами и руками и громко ревел.
«Вот если бы меня так учили, — завистливо подумал Никифор, — давно бы поплыл».
Он ещё немного посмотрел и пошёл дальше. Тропинка вывела его к железнодорожному полотну. Некоторое время она шла вдоль насыпи, а потом ныряла под неё. Здесь, под насыпью, был сделан бетонный проход. Тут было сыро и прохладно. У стены стоял небольшой деревянный ящик с крышкой. В этом ящике был родник, вода из которого считалась самой вкусной.
Никифор открыл крышку и заглянул внутрь. Вода была тут же, рядом, и до неё можно было дотянуться рукой. Было видно жёлтое песчаное дно, на дне блестела монетка. Из воды на Никифора посмотрел другой Никифор. Этот другой был совсем не тот, как в зеркале. Тот, в зеркале, корчил рожи и показывал язык. Этот же, из колодца, был тёмный и важный, и Никифор побаивался его.