Вон красный налетел на ёлку, и с неё посыпался снег. А красный застрял и встать не может, палки у него унесло, опереться не на что. Так и сидит и обнимает ёлку.
Мне вдруг показалось, что все праздники — и Новый год, и день рождения, и даже Первое мая — надо праздновать сегодня.
— Ку-ка-реку! — закричал я и вскочил с кровати.
«Ку-ка-ре-ку! Вставай, Костик», — хотел крикнуть я и вдруг остолбенел. На столе в сверкающей белой вазе лежали сливы, тёмно-синие живые сливы.
Как ему не холодно?
Сашка ждала нас на улице. Она была очень нарядная и очень сияла.
— Сливы? Какие сливы? Не знаю никаких слив.
Она подхватила меня на руки, закружила, запела.
— Я пойду с вами, я хочу всегда ходить с вами, я хочу везде быть с вами.
— Вот и хорошо, — обрадовался я.
— Только не сегодня, — сказал Костик, — сегодня у нас дело.
— Тайна?
— Да, тайна, — сказал Костик и побежал по дороге. Я побежал за ним.
Шли долго. На лыжах ходить по ровному месту скучно. Пошёл снег. Бугорки стали еле заметные.
— Ты ошибся, — сказал Костик, когда мы почти подошли к одному из них, — ты ошибся, это не человек.
— Да, это, пожалуй, не человек, — согласился я, — но тот был человек.
— Ладно, посмотрим, — сказал Костик.
Мы подошли к бугорку. Это был человек. Его почти занесло. Он сидел на деревянном ящичке, и в руках у него была удочка.
«Сумасшедший», — подумал я.
— Подлёдный лов, — сказал Костик.
Человек не шевелился. Мы стояли уже довольно долго — человек не шевелился.
— Пошли, — сказал я.
— Подождём, — сказал Костик, — а вдруг он заснул и провалится под лёд?
— Тогда мы его вытащим, — согласился я.
Так мы стояли и ждали, когда наконец он провалится. Но человек не шевелился.
— Может быть, он замёрз? — сказал Костик и дотронулся до человека. Тот не шевелился.
— Замёрз, — сказал Костик. — Что же теперь делать?
— Снегом тереть, — я взял снег и потёр человеку лицо. Человек чихнул.
— Ожил, — обрадовался я.
— Ш-ш-ш, — сказал человек, — рыбу распугаете. Ш-ш-ш!
Часа два мы ждали этой рыбы. Человека совсем занесло. Мы замёрзли и решили возвращаться.
— До свиданья, — сказал я человеку. Тот не ответил.
— Счастливого лова, — пожелал Костик. Человек не шевелился.
— Он всё-таки замёрз, — сказал Костик.
— Или заснул, — сказал я и потрогал удочку. Человек открыл глаза. И приложил палец к губам.
Больше он ничего не сказал.
мы — художники
Этот день был мокрый. Сашка закрылась наверху. Костик болтался под ногами, что-то напевал. Я ходил по дому и думал, чем бы заняться. Наконец я придумал. Пол-кухни занимала большая белая печка. Наши комнаты были за ней, так что в комнате вместо одной стены была тоже печка. Я пошёл наверх и попросил у Сашки краску и кисть, потом влез на стул и нарисовал на печке зайца.
— Будет на что смотреть перед сном, — сказал я.
— Что ты говоришь? — сказал Костик и заметил мой рисунок. Он очень заинтересовался и тоже сходил наверх и взял краски и кисть. Он развёл краску и нарисовал на печке слона.
В это время я нарисовал ещё зайца.
Потом Костик нарисовал птичку.
А я — ещё зайца.
Костик — таракана.
Я — зайца.
Костик — кошку.
Я — зайца.
Костик — жирафа.
Я — зайца.
Я уже начинал жалеть, что умею рисовать только зайцев, когда пришла Сашка.
— Гении! — сказала она. — Как я раньше не догадалась… — И предложила идти на кухню и разрисовать печку там.
— Начать надо сверху. — Она влезла на табурет и начала сверху. Рисовала она очень странно. Ей прямо ничего не стоило пририсовать таракану хвост, рыбе ноги, лягушке крылья. Потом она нарисовала меня в виде горохового стручка, Костика с лыжами на руках и ногах. Мы так и покатывались со смеху.
Мама приехала совсем не вовремя. Костик, стоя на плите, рисовал на трубе кита, мы с Сашкой рисовали друг другу усы. Мама ни капли не удивилась.
— Так, сумасшедший дом, — сказала она.
— Как умели, — обиделся я.
Костик застыл на печке и не знал, что делать.
— Может быть, ты опустишься на землю? — сказала ему мама.
Костик покраснел и только хотел ответить, как мама заметила синяк.