Потом я услышала выстрел. Я вскрикнула. О нет! Нет! Нет! Только не это!
Я начала плакать, пытаться рваться с места.
Нет, пожалуйста, только не он, я не хочу, чтобы он умер. Только не он.
Мне казалось, что прошла ужасная вечность, прежде чем дядя вошёл. Он тащил Григория с собой. У парня текла кровь. Он был без сознания.
– Гриш! – закричала я. – Отпустите его.
– Явился твой, не запылился. Не заставил себя долго ждать.
Я начала плакать ещё сильнее.
– Отпусти его, он ранен, – повысив голос, будто приказывая, твёрдо сказала я, но осознала, что ненависть и злость ничем мне сейчас не помогут, поэтому тихо попросила сквозь слёзы – пожалуйста, он тут ни при чём. Вызови скорую. Помоги ему.
Слёзы же всё текли и текли.
– Недавно ты говорила, что ты его ненавидишь, а теперь защищаешь. И я не помню, что позволил тебе переходить на ты.
Ненавижу эту безвыходность. Ненавижу. Надо надавить на этого ублюдка. Я смогу.
– Вы ведь любили мою маму, я прошу, ради неё, не дайте ему умереть. Он теряет много крови, – мягко проговорила я.
– Я любил её, но она меня предала, – резко ответил он.
Как он смеет трогать мою маму?!
Ладно, всё, успокойся, ты должна думать сейчас о другом.
– Позвольте мне хотя бы перевязать ему рану. Умоляю вас, пожалуйста, – ещё раз попросила я, готовая уже убить себя за последние три слова.
Он проигнорировал мои слова, привязал руки Григория к батарее неподалёку от меня и ушёл.
– Тварь! – крикнула я ему вслед.
Я звала Гришу, всеми силами пыталась развязаться, но не смогла.
Через некоторое время он очнулся.
– Слава богу, – облегчённо вздохнула я.
Он посмотрел на меня. Слёзы не прекращали литься с моих глаз. Откашлявшись, Григорий хотел было уже что-то сказать, но я ему не позволила.
– Ты сильно ранен, лучше не говори ничего, ведь это тебе причиняет боль, – умоляюще попросила я, но он меня не послушал.
– Рит, прости меня, за всё, прости. Я не убивал твоих родителей. Я сказал это, чтобы ты ещё больше сожалела, что так поступила со мной. Я хотел сделать тебе этим самым больнее. В тот день, приехав к твоей маме, я увидел, что дом горит. Потом я увидел твоего дядю, он выбежал из дома и быстро сел в свой автомобиль и уехал. Я очень испугался, что твоя мама может быть в доме. Но, когда я вошёл в дом, я нашёл её уже мёртвой. И я сфотографировал её, чтобы ты мне поверила, чтобы причинить тебе боль. Я знаю, я чудовище. Но я люблю тебя, ничего не могу с собой поделать. Я всегда любил тебя. Я не виню тебя в смерти своей сестры. Я тебя простил. Давно простил. Но сможешь ли ты простить меня?
Не буду думать об этом! Лучше не буду думать о том, что он мне сказал. Злость охватила меня. Ну как можно было сфотографировать мёртвым дорогого мне человека, зная, насколько мне будет больно от этого? Но сейчас он ранен, и я безумно хочу, чтоб он жил. Несмотря на то, что он натворил, я всё ещё сильно его люблю. Но простить его я вряд ли смогу.
– Ты хотел, чтобы я умерла, – тихо сказала я ему, желая наконец поставить все точки над "И" и перевести тему.
Хотя мне всё равно на то, что он чуть не убил меня. Главное то, что он не причастен к смерти моих родителей.
– Нет, я никогда этого не хотел, – сказал он, и недоумение отразилось на моём лице.
– А как же пистолет, лезвие и яд?
– Пистолет был не заряжен, а вместо яда было снотворное.
Что?!
– Но что было бы, если бы я выбрала лезвие? – пугающе спросила я Григория, и представила себе это.
– Я специально написал, что хочу увидеть твою кровь. Я знал тебя хорошо, ты не будешь слушаться. На девяносто девять процентов я был уверен, что ты выберешь яд.
Я режу себе вены, истекаю кровью, а потом он вбегает и отвозит меня в больницу. Нет, о чём я думаю? Он прав, я бы никогда этого не сделала. Меня всегда пугал именно этот способ совершения суицида.
– Всё равно я могла выбрать лезвие, – посмотрев ему в глаза, соврала я.
– Рит, оно было пластмассовым, – ответил он, и от этих слов я облегчённо вздохнула в душе.
– Это тебя не оправдывает, – жёстким тоном ответила я.
– Знаю, но если я умру, обещай, что будешь приходить ко мне, приносить цветы.
Что? Его слова вызвали у меня новую волну слёз.
– Нет, я не хочу тебя потерять, Гриш, – сказала я и решила добавить ненужную часть. – Тем более ты единственный, кто спасёт меня.
Но моё спасение отнюдь неважно. Мне важна только его жизнь. Он не должен умереть, не должен.
– Да, это меня и держит здесь. Я звонил Дмитрию, попросил вызвать полици… – не успев договорить, он отключился.
– Нет, пожалуйста, не умирай. Я прощаю тебя. Я люблю тебя. Пожалуйста, только не умирай.